Бог свидетель, не было ничего прекрасного в архитектуре этих построек: низкие, под холодными шиферными крышами, они под воздействием погоды сделались мрачными и тоскливо серыми, — и все же была в них для Грейси редкостная привлекательность, как теплое приветствие дорогих, давних друзей. Особенно взволновало ее отсутствие перемен. Запах горячих булочек, донесшийся из пекарни Каррика, отозвался легкой дрожью во всем теле Грейси.
— Все так же, как всегда, — то и дело шептала она. — До чего же хорошо вернуться!
Грейси всегда была такой: обостренно воспринимала самые тонкие впечатления. Проблеск солнечного света в грязной воде городского пруда заставлял ее замереть, затаив дыхание; дуновение дымка от горящих поленьев с Гаршейка на весь день ввергало в мечтательность. Вот и теперь чувство более острое и более личное, упоительное чувство возвращения, перехватывало ей горло, едва не душило.
Когда повернули на Черч-стрит и поравнялись с конторой Дэвида Мюррея, она, коротко вздохнув, крепко сжала руку Дэниела:
— Смотрите! Смотрите! Кажется, я вижу Дэви у окна. О тетя Кейт, можно мне остановиться и перемолвиться словцом с Дэви? Я его словно сто лет не видела.
Кейт, судя по ее лицу, впала в задумчивость. Изысканные затененные черты Мюррея и впрямь можно было различить, он, похоже, тайком следил за кебом из окна, скрываясь за шторами.
— Не думаю, что мы прямо сейчас остановимся, дорогая. Ты устала, должно быть, после долгого путешествия.
— Но я ничуть не устала, — ответила Грейси, нетерпеливо блестя глазами.
Кейт, бдительная и сдержанная, выдавила улыбку:
— Вокруг так много людей, моя дорогая. Ты же не хочешь, чтобы они увидели, как ты несешься в контору Дэвида Мюррея в первую же минуту, как домой вернулась.
Грейси раскрыла было рот, возражая, но тут же закрыла его. Наверное, тетя Кейт права. Ей не следует проявлять нетерпение. Вздохнув, она успокоилась и откинулась на спинку сиденья, осознав, хотя и равнодушно, тот факт, что по всему пути за ними следят любопытные глаза, головы поворачиваются вслед, развязываются языки и происходит взаимный обмен многозначительными кивками.
Джеймс Стотт, мясник и исполняющий обязанности провоста, обтянутый голубоватым фартуком и подобающе снаряженный ножами, вывешивал половину воловьей туши у двери своего заведения, уделяя время общению с аптекарем Хэем. Когда показался кеб, Хэй принялся тереть ладони друг о друга, пока косточки не захрустели.
— Ну вот, — заметил он сухо, — она едет, провост.
Стотт подхватил ироничный тон фармацевта, критически оглядывая четырехколесную развалюху.
— Знатный экипаж. Полагаю, это можно назвать возвращением с помпой.
А преподобный Дуглас Моват, пастор прихода, шагая с женой по Черч-стрит, слов понапрасну не тратил, зато придал всей своей дородной фигуре вид праведного порицания.
Впрочем, кеб наконец-то выбрался с улиц на проезжую дорогу, и Грейси, окутанная сладким туманом, вошла в дом Дэниела. Семь лет в Индии во многом дались ей тяжело, зато теперь, когда она здесь, они словно стерлись, как будто их не было вовсе. Ливенфорд был ее домом, ей никогда не хотелось покидать его.
После обеда, за которым Грейси поела, но очень мало, она вынесла подарки: прелестную кашмирскую шаль для Кейт, а для Дэниела набор щеток с ручками из резной слоновой кости из Канпура. Потом, взяв Дэниела за руку, она повлекла его в садик, и они принялись расхаживать по лужайке. Нотка прелестной серьезности вплелась в живость молодой женщины и увлажнила ее прекрасные глаза, когда она сказала, повинуясь порыву:
— Дорогой дядя Дэн, то, как вы меня встретили, для меня много значит. Это дает мне новую надежду и уверенность. — Последовала пауза, потом, ощутив молчаливое сочувствие Дэниела по прикосновению его пальцев к ее рукаву, она продолжила с интимной улыбкой: — Я совсем не богата, знаете ли… не из тех богатых вдов, о каких в книжках читают. Осмелюсь заметить, что буду получать от компании пенсию, но всего лишь небольшую. Возможно, мне придется зарабатывать на жизнь, и я так хочу делать что-то полезное. Вы не представляете, до чего пропащими были последние годы. Я не виню Нисбета. В отношении меня он вел себя достойно, бедняга. Но тамошняя жизнь не для меня. Только здесь я дома, дядя Дэн, и теперь, когда вернулась, я хочу создать для себя истинное будущее.
Дэниел был глубоко тронут, он не предполагал столь рано заводить разговор о том важном, что занозой сидело в его памяти, предоставленная же ею возможность казалась слишком благоприятной, чтобы ее упустить.
— Грейси, — произнес он, положив руку ей на плечо, — ты знаешь, что твое счастье для меня все… и именно потому… есть вопрос, который я должен тебе задать… Надеюсь, он не причинит тебе боли.
— Боли?
Она улыбнулась удивленно, и Дэниел собрал всю свою решимость.
— Это о твоем ребенке, Грейси.
Даже не смея поднять глаз, он почувствовал, что она застыла. А после молчания, сделавшегося гнетущим, она прерывающимся голосом через силу выговорила:
— Я-то надеялась, что все это забыто.