Сын менестреля. Грейси Линдсей

— Погодите! — воскликнул отец Сибер. — Не будем обгонять события. Итак, в тот вечер Десмонд вернулся раньше обычного и сразу же прошел в классную комнату, где его ждали маленькие ученики. Когда он вошел, они встретили его песней собственного сочинения — строфами, полными любви и признательности, которые в милом детском исполнении звучали по-настоящему трогательно. Я заметил, что Десмонд, выходя из классной комнаты, вытирал глаза. Потом он прошел в часовню. Я знал, что он непременно ко мне зайдет, и действительно через полчаса он постучался в мою дверь.

«Входи, Десмонд».

Он вошел и тут же упал передо мной на колени:

«Отец, я должен вам что-то сказать».

«Вставай сейчас же, дуралей, и садись в кресло, — произнес я и, когда он встал с колен, продолжил: — Тебе нет нужды ничего мне говорить. Я уже в курсе, и тебе некого винить, кроме самого себя. А все твоя манера целовать ручки и бросать томные взгляды. В результате бедная женщина решила, что ты безнадежно влюблен в нее, но слишком застенчив, чтобы признаться. А потому сделала это за тебя. Ну что, разве я не прав?

«Да, святой отец, — ответил он убитым голосом. — Она хочет увезти меня в Пуну, где мы сможем без лишнего шума вступить в брак».

«А ты сам-то этого хочешь?»

«Нет, я не хочу кончить свою и без того несчастную жизнь в ее будуаре, — печально покачал головой наш дурачок и промямлил: — К тому же мне не нравится, как от нее пахнет».

Нам с Нэн жутко хотелось смеяться, но под строгим взглядом отца Сибера мы сдержались.

— Десмонд был просто на себя не похож, — продолжил он. — А мне ничего другого не оставалось, как твердо заявить ему, что если он не хочет лишних неприятностей, то ему надо убираться отсюда и поскорее. В Бихаре, где во время наводнения река вышла из берегов и смыла целую деревню, остро требуются помощники. Я велел ему отправляться туда и прихватить с собой матрас, поскольку путь до Калькутты предстоит неблизкий.

«Святой отец, но я не хочу покидать вас и своих мальчиков!»

«В таком случае мадам никогда в жизни не оставит тебя в покое!»

И тогда он нехотя встал, молча прошел к себе в комнату, собрал дорожную сумку и послушно свернул матрас. В тот же вечер, в половине одиннадцатого, на мадрасском вокзале я посадил его на почтовый поезд, идущий на север.

На этом отец Сибер закончил свой длинный, но крайне интересный рассказ, и в комнате воцарилась тишина.

— Так он все-таки добрался до Бихара или нет? — спросила Нэн.

— Добрался. И если судить по поступающим оттуда по телеграфу донесениям, держался он удивительно мужественно и достойно.

— А что мадам Пернамбур? — поинтересовался я.

— Я счел, что в моем положении будет благоразумнее совершить поездку к брату, которую я так долго откладывал, — мягко улыбнулся отец Сибер. — Когда я вернусь, она уже будет в своем прекрасном доме в Пуне, куда я и отправлю длинное, умащенное лестью послание с объяснениями.

Подъехавшая к дому машина нетерпеливо загудела, и отец Сибер встал с места.

— Жаль, что не удалось погостить подольше. Но сейчас мне пора прощаться. Я очень рад, что нашел вас обоих в добром здравии и в хорошем расположении духа. Именно так и передам Десмонду.

Мы проводили его до дверей. Он остановился и, взяв Нэн за руку, что-то с улыбкой прошептал ей на ухо. Затем попрощался с нами, забрался в такси и уехал.

— Какой чудесный человечек! — воскликнула Нэн. — Он такой славный!

— Что правда, то правда, — согласился я. — Надо будет послать ему чек на приличную сумму. Но, боже правый, ох уж этот Десмонд! Ну и дела! Кстати, что там тебе шепнул на ушко отец Сибер?

— «Оставайся хорошей, доброй девушкой, и вы оба будете жить долго и счастливо», — потупившись, тихо сказала Нэн.

Грейси Линдсей

Глава 1

Весть о возвращении Грейси Линдсей дошла до Дэниела Ниммо 5 мая 1911 года. Весь тот теплый день, обещавший прекрасное лето, он слонялся по своей небольшой фотостудии, то заходил в темную комнату, то выходил из нее, готовясь к встрече с миссис Уолди и ее дочерью Изабель.

В три часа они еще не прибыли. Дэниел спрятал в футляр серебряные часы в желтой роговой оправе и кротко посмотрел сквозь облупившуюся побелку окна на пустую улицу.

В старой визитке, слишком тесной и короткой, с целлулоидной манишкой и потрепанным черным галстуком, в лоснящихся потертых черных брюках, Дэниел являл собой жалкую фигуру. У него и манжеты были целлулоидные, чтобы экономить на стирке, а ботинки явно не мешало бы починить.

По его лицу, словно тени, пробегали задумчивость, отрешенность, застенчивость, — а губы, поразительно розовые, сложились в трубочку, как будто их хозяин свистеть собрался. Нет, Дэниел ни за что бы не засвистел: он слишком боялся привлечь к себе внимание. Маленький человечек, он тихо и скромно прожил свои 54 года, ни разу ни в ком не оставив впечатления о значительности своей личности.