Читаем Сын башмачника. Андерсен полностью

И в каждом городе он с лёгкостью находил влиятельных знакомых. Дрезден. Берлин, где он встретился с Шамиссо, переведшим несколько его стихотворений и включивший их в сборник. Он устраивал свои литературные дела с успехом, который мог бы выдать литературного дельца, но это было не так: каждое новое напечатанное в Европе стихотворение вело к новым знакомствам, интересным людям и высоконравственным женщинам.

Уже газеты отмечали его приезд. От города к городу тянулся шлейф воспоминаний о нём. Его остроумие и замечательная способность творить экспромты в любой ситуации делали его лёгким собеседником.

Снова Генриетте Вульф он доверял свои тайные мысли: он боялся Дании, в ней было слишком мало места для поэта.

Он знал, что по приезде строгая публика потребует отчёта за королевские деньги. Он уже представлял: «Вы ничего не написали? Как, король зря потратил на вас деньги? Андерсен! Как вам не стыдно».

Нужно было кончать «Импровизатора». Он просыпался среди ночи от мысли, что сам король мог спросить его:

— Как ваши литературные успехи, господин Андерсен, что нового? Неужели вы не написали ничего нового, кроме «Агнеты»?

А что нового? «Агнета» — неудачна, он уже понял это...

«Импровизатор» должен быть написан. Он будет лучшим отчётом о путешествии. Он покажет его европейское мышление.

Копенгаген встретил его радушно, если не восторженно. Здесь, казалась, все были ему рады. Андерсен не верил ушам и глазам своим. Ему кричали, министры жали руку. Его принял король и ласково расспрашивал о путешествии.

И снова Амалиенборгский дверец адмирала Вульфа, как будто он приехал на каникулы. Родители Генриетты Вульф снова оказались добры к нему и разрешили пожить у них в комнате, пока он не найдёт себе чего-нибудь приличного. Они нашли, что он возмужал.

   — Я стал менее некрасив, — попытался сострить Андерсен.

   — Как я рада вас видеть, господин Андерсен, как вы изменились. Надеюсь, что к лучшему. — В словах женщины была искренняя радость встречи. Мать Генриетты Вульф вовсе не обладала искрящимся юмором, свойственным её дочери. Но дочь была далеко.

   — Я тоже рад видеть вас.

   — Вам, конечно же, негде пока жить?

   — Да, — стушевавшись, отвечал Андерсен.

   — Это не беда. Живите у нас, пока не подберёте себе приличное жильё. Это не так-то просто сделать.

   — Благодарю вас.

   — Можете рассчитывать на посильную помощь нашей семьи, когда вас постигнут трудности.

Сели за стол.

   — Рассказывайте. Генриетта зачитывала отрывки из ваших писем. Я уверена, что и там запятые стоят не на своих местах.

«Сдались им эти запятые, — подумал Андерсен. — И Эдвард Коллин, и старая Вульф видят талант человека в правильной расстановке запятых».

   — Для вас, пожалуй, лучший поэт это тот, кто написал учебник грамматики.

Собеседница рассмеялась.

   — Запятые ставятся там, где им хочется стоять...

   — По глазам вижу, что вы вспоминаете Италию.

   — Да, я подумал о том, что ваша дочь бродит под апельсиновыми деревьями, где бродил и я. Стоит под балконом Тассо. Видит дымящийся Везувий...

   — Теперь вы будете всю жизнь бредить Италией...

   — Это не мудрено в нашем холодном климате. Надеюсь, что Генриетта передаст привет каждой пинии от меня.

   — Вы способны вместе с моей дочерью бредить пустяками. Это вас объединяет.

   — Лучше быть монахом под сенью апельсиновых дерев, нежели датским поэтом на лучшей нашей, но грязной улице Эстергаде!

   — И всё-таки вы на родине!

   — Да, многие хвалят меня за это.

«В Гамбурге я сбрил усы, чтобы вернуться на родину точно таким же, как уехал. Иначе бы вы нашли, что я изменился в лучшую сторону», — хотел сказать он, но раздумал.

От Вульфов с бьющимся итальянским сердцем Андерсен отправился к Коллинам. Оки встретили его как члена семьи. Старый Коллин едва не заплакал, чего раньше с ним никогда не случалось. Даже Эдвард нашёл, что его полубрат изменился к лучшему.

   — Надеюсь, вы не будете больше женственно чувствительны к моим словам? — с улыбкой произнёс он, когда их не могли услышать остальные члены семьи Коллинов. Разумеется, он имел в виду попытку Андерсена перейти на взаимное «ты» и свой отказ, сильно обидевший поэта.

   — Надеюсь, что я изменился в сторону мужчины, — ответил Андерсен на его улыбку, — и буду менее женственно чувствительным.

   — Я даже немного завидую вам, — признался Эдвард. — Мне бы тоже не мешало проветриться, но дела, дела. — Он становился всё больше похожим на отца и даже говорил с теми же интонациями.

Он говорил с Андерсеном как равный с равным.

   — Вы по-прежнему можете рассчитывать на меня. И в издательских, и в любых других делах.

   — Спасибо. Я люблю вас как испытанного друга, надеюсь, и вы не разочаруетесь во мне.

   — Ни-ког-да, — произнёс растроганный молодой Коллин как клятву на будущее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие писатели в романах

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии