Сыч – птица ночная

Джохар – это не глюк, не игра больного воображения и вообще явление, имеющее самое отдаленное отношение к бывшему президенту суверенной Ичкерии. Как гласит легенда, год назад соседская сука в очередной раз неурочно ощенилась и приплод решили утопить – и так собак по станице бегает немерено, шагу ступить негде. Ликвидацию производили дети с обоих дворов и, дабы как-то оправдать сие жестокосердное деяние, обозвали четыре слепых комочка шерсти привычными слуху каждого казачонка именами: Джохар, Шамиль, Салман и Мовлади. Так вот: Шамиль, Салман и Мовлади вполне благопристойно захлебнулись буквально с первых попыток, а вредный Джохар, более крупный и жизнестойкий, нежели его собратья, долго не желал расставаться с жизнью. Голова щенячья упорно выныривала на поверхность каждый раз после очередного толчка палки, которой орудовали дети, крохотный розовый нос в черных крапинках умоляюще вздергивался вверх, к солнцу, натужно пускал пузыри, не желая навсегда пропадать в вонючей мутной луже. Проходящий мимо Илья (ныне покойный муж Татьяны) не смог вынести такого зрелища и отнял у детей щенка.

Так и остался Джохар на подворье и вскоре стал полноправным членом казачьего сообщества. Вон он сидит – здоровенный умный кобелино с разноцветным носом, обжора и лентяй…

– Анто-он! Да Господи боже ж мой! Ну куда ты запропастился?!

– Да иду, блин, иду! – грубовато буркнул я, в три приема поднимаясь с завалинки, на которой до сего момента отдавался не по-зимнему ласковому солнцу, и пошлепал за угол. – Чего раскричалась-то? Горит, что ли?

Выскочившая на крыльцо Татьяна озабоченно осмотрела меня с ног до головы и открыла было рот, дабы высказать свое сомнение в целесообразности моего нахождения в течение столь длительного периода на улице. Но напоролась на мой суровый взгляд и резко переменила мнение.

То-то же! Я тут вот уже вторую неделю борюсь за свою независимость, и плоды этой борьбы место имеют: как с беспомощным инвалидом, требующим пристального ухода, со мной уже никто не смеет разговаривать. Я воин, мужик. Не дам сатрапам возобладать – особливо тем, которые в юбках.

– Да я это… Ну, того, – Татьяна замялась, подыскивая предлог – желание побранить меня за нарушение режима, судя по всему, уступило место атавистическому смущению девицы перед сердитым добрым молодцом. – В общем, хотела попросить – ты того… Ну, сенца коровам закинь в ясли. Все равно гуляешь ведь – так хоть польза будет. Сумеешь?

– А там у тебя автокормилка-автопоилка, и пульт с шестистами рычагами, – съязвил я, направляясь к сеновалу. – Ты меня совсем за инвалида держишь?

– Да ты ж городской, – примирительно бросила мне в спину хозяйка. – При чем здесь инвалид? Сколько титек у коровы-то, хоть знаешь?

Я прекратил движение и озадаченно обернулся. Вот так вопрос! А действительно – сколько титек? Надо было в школе лучше учиться, запоминать, когда зоологию преподавали. Ну и сколько же титек? Или это очередной сельский прикол?

– Полагаю, это вопрос непринципиальный, – отчего-то покраснев, буркнул я. – Это, в общем-то, не влияет на удои, насколько я знаю…

– «Непринципиальный»! – передразнила меня Татьяна. – «Полагаю»! Тоже мне, каменные джунгли! Смотри – не разберешься с сеном, позови, я помогу. – И озорно подмигнув мне, скрылась за дверью.

– Ух, зараза! Погоди, поправлюсь окончательно, я тебе покажу, где раки зимуют, – с чувством вымолвил я, гля-дючи вслед хозяйке. И, подавив противоречивый вздох, заковылял к сеновалу.

Вот таким макаром я здесь прохлаждаюсь уже девятый день. Как справедливо заметил седовласый горский воин

Гасан (УАЕД), «они не правильно меня кололи», имея в виду намеренное выведение из строя моего железного организма вредоносными кабинетными (ЦН). Нейролептический плен отпускает неохотно, с большими потугами и незначительным прогрессом. Возможно, это вызвано отсутствием квалифицированного медицинского вмешательства и какой-либо медикаментозной помощи организму извне. Насколько мне известно, мое теперешнее состояние мало чем отличается от состояния любого нормального индивида, насильственно посаженного на иглу. А таковые индивиды самостоятельно избавиться от пагубного привыкания не могут, даже будь они йогами-ударниками или мастерами спорта международного класса по преодолению наркотической ломки. Им эскулап с препаратами нужен да уход правильный. Но увы – то, что я выше перечислил, в станице Литовской и близлежащих окрестностях отсутствует напрочь. А есть местный фельдшер – тутошний помощник смерти Серега Бурлаков, которого в недалеком прошлом вышибли из какой-то воинской части за пьянство. Ему атаман и поручил мой «вывод» – как говорится, за отсутствием гербовой на простой пишем. А тут, насколько я понял, слишком простая.