– Ну и любо, – мирно констатировал атаман, чуть ли не силой выдирая кейс у русого. – Мы люди небогатые, нам деньги всегда пригодятся.
– Так что ж… – неуверенно пробормотал кабинетный. – А мне как же? А что ж – такие жертвы, и все напрасно? Нет, давай как-нибудь…
– Чуб, возьми еще одного – тащите хлопца к машинам, – не желая выслушивать русого, распорядился атаман. – Гомон! Гомон, ну-ка, дуй к ихней иностранной тачке, поищи там саквояж – вот такой же, как этот. Быстро! Петруха, бери наряд, бери этих, – красноречивый жест в сторону кабинетных и уазного водилы, небольшая пауза, и… – И по-быстрому в расход. Не хоронить – иуды. Православные так не делают. Все – делать!
– Ты не понял! – отчаянно закричал русый, пытаясь вырваться из цепких лап тут же приступившего к выполнению задачи Петрухи и невесть откуда взявшихся двух его подручных. – Я тебе все объясню – ты просто не так понял! Руки! Руки убери, сиволапый! На кого руку поднимаешь, сволота?! На полковни…
Бац! Крепкий удар прикладом оборвал вопль раненого. Небритый Чуб и еще один здоровенный хлопец подхватили меня под мышки и поволокли к казачьим «уазикам». Заметив, что посланец извлек из джипа «дипломат», атаман радостно крякнул и пошел за нами следом, словно торопясь покинуть место событий. А я изо всех сил выворачивал голову назад – почему-то не верилось мне, что этих людей сейчас вот так просто возьмут и расстреляют. Это было не правильно, не вписывалось это в обстановочные рамки! Одно дело – убить плененного и допрошенного врага в рейде, когда оставлять его в живых смертельно опасно для тебя. И совсем другое – расстрелять пленного на своей земле, практически в мирной обстановке, просто из-за того, что он одной с тобой веры и потому – иуда. Не правильно! Этого врага нужно волочь в свой стан, с максимально допустимой выгодой для себя допросить, вытащить кучу информации, а потом уже думать, как с ним поступить…
– Шлеп! Шлеп! Шлеп! – раскатисто защелкали сзади винтовочные выстрелы. Я инстинктивно зажмурился и отвернулся.
– Что, не нравится? – криво ухмыльнулся шедший рядом атаман. – Осуждаешь, поди? А ты не вороти рожу, хлопче. Не вороти… Тут наша земля. Искони мы здесь. И законы у нас свои – уж не взыщи. А знаешь, почему тут наша земля? Потому что живем мы по этим самым своим законам. А жили бы по вашим – человечьим, на этой земле давно бы уже чечен хозяйничал…
Глава 2
– Антон! Анто-он!
О! Как звучит – Антон! Почти Антуан. С этаким ле-можским прононсом, сильно в нос: «Антуан». А-ха! А голосок-то какой певучий да зазывный! Мадемуазель Жане.
Коко Шанель. Круассаны с апельсиновым соком и кофе, варенный в песочной жаровне. Эротика в розовом мраморе!
Можно подумать, что мы во Франции. И солнце как раз светит так ласково, так нежно, лживо обещая мировое благоденствие минимум на неделю вперед, будоража воображение самовольно вползающим в неоднократно травмированную черепную коробку фантомом бесконечных виноградников с налитыми янтарным золотом бусами грядущих бордо, божоле, шато де – сколько их там…
– Анто-он! Антоша! Черт… Да где ж запропастился этот тунеядец?
Ну вот – последнее совсем напрасно. С неба на землю. А я уж было возомнил себе невесть что. Чуть ли не Сент-Экзюпери. Славный летчик, легендарный романтик. Всю жизнь мечтал стать летчиком и бороздить какие-то там, к известной матери, просторы. Увы мне, увы – я отнюдь не летчик. Я скорее товарищ из летучего отряда. Это я – Антон, прошу любить и жаловать. Когда пришла пора представляться, я ничтоже сумняшеся назвался атаману своим подлинным именем. Подумал почему-то, что рабочая фамилия Шац может вызвать у моих спасителей отнюдь не самые радужные эмоции. Казаки все же. И вообще, что-то размечтался я сегодня не в тему: виноградники, французели, розовый мрамор… Видимо, до сих пор препараты мерзкие кабинетноориентированные действуют. Францией здесь даже отдаленно не пахнет: ежели только я не отстал сильно от жизни за последнюю неделю и станица Литовская Стародубовской губернии не попросила политубежища на исторической родине Бурбоновского тейпа. И прононс тут ни при чем. Татьяна позавчера весь день стирала, вешала белье во дворе, а было сильно студено – вот и подхватила насморк. Сплошная проза.
– Анто-он! Ты где? Ты не упал там где?
Джохар с пониманием смотрит на меня, разевая белозубую пасть, и лениво потягивается, прикрывая умные глаза. Ничего, мол, не поделаешь, приятель, такая вот у нас хозяйка настырная да голосистая.