– А у тебя – представь на миг – альтернатива, – решил я усложнить задачу. – У тебя, представь, бабки есть. Есть хорошие профессиональные навыки. Жену твою заморили давно – боль, сам понимаешь, со временем утратила свою остроту и уже не так сильно режет душу. Ты можешь спокойно убраться куда-нибудь подальше. И жить там припеваючи. А если ты начнешь мочить супостатов, они тебя быстро вычислят, навалятся всем скопом и изничтожат. Потому что ты один против всей этой нечисти – опереться тебе не на кого. А один, сам понимаешь, в поле не воин. Ну так что – как бы ты поступил?
– Не, я так бы не смог, – решительно махнул рукой Поликарпыч. – Это что за жизнь – «припеваючи», – когда у тебя все так испохабили? Не, я бы грыз их… – Тут он вдруг снизил голос до шепота, подмигнул мне и сообщил заговорщицким тоном:
– И это… ну, того… Короче, ты не один – ты понял? Я, думаешь, зря в армии служил? Ты мне ствол дай какой-никакой да посади где надо – я им покажу, где раки зимуют! Или вон – смотаемся в Литовскую, целый взвод казаков привезем! У меня там полстаницы родственников.
– Спасибо, Валера, – растроганно пробормотал я. –
Спасибо. Ты меня здорово поддержал – а то я что-то усомнился на миг… Но пока никого стрелять не надо. И взвод не нужен. Пока надо все тщательно подготовить…
В 19.00 я в гордом одиночестве торчал под фонарем при въезде в переулок, соединяющий улицу Пушкина с площадкой третьего микрорайона. Поликарпыча решил не привлекать, поскольку дело предстояло деликатное, требующее полнейшей конфиденциальности, а при определенном стечении обстоятельств чреватое большущими неприятностями как для меня лично, так и для всех, кто в этот момент окажется рядом со мной. Не хотелось без нужды подставлять славного парня, который и так рисковал, работая на меня за какие-то паршивые двести баксов в месяц. Погода стояла чудесная. Падал крупный снег – весьма редкое явление для данного региона. Я давно не стоял вот так, бездумно глядя на фонарь, в световом пятне которого падающие снежинки кажутся искристыми жемчужинами, ниспосланными на землю каким-то великодушным божеством в награду за добродетельность и долготерпение людское. Ах, прелесть какая! Опять возникло мимолетное желание бросить к чертовой матери эту войну и жить по-человечески. Это я расслабился – от рук оборзел. Мирная жизнь подточила психологию пса войны, размягчила очерствевшую душу закаленного бойца, нанесла удар по формировавшимся годами прочным установкам типа «убей первым, дабы не умереть самому», «хороший враг – мертвый враг», «лучше всех убить, а потом пожалеть об этом, чем кого-то пожалеть, а потом быть им убитым», и так далее. Надо взять себя в руки – этак недолго до полной дисквалификации. А что такое полная дисквалификация для воина? Кто не в курсе, поясняю: это СМЕРТЬ…