Сыч – птица ночная

Вдруг они все живы-здоровы и где-нибудь у казаков по-прежнему занимаются ратным трудом! А девчонки? Черт с ним, с оружием, наркотой и контрабандой – возили и возить будут. Но эти изуверы тащат в ЗОНУ русских женщин, за которых можно выручить хорошие деньги. Семеро – это ничтожно малая толика, это я в течение двух недель за ними наблюдаю. А сколько перетаскали за год?! Я посмотрел на черную линию Сунженского хребта, и перед мысленным взором с поразительной ясностью возникла картинка. Шла симпатичная девчонка где-нибудь в Ессентуках, гуляла из музыкального училища с нотной папкой, мороженое трескала и мечтала о прекрасном принце. А тут откуда ни возьмись подскочили на тачке удалые хлопцы, затянули девчонку в салон и укатили. И повезли несостоявшуюся музыкантшу в числе нескольких таких же несчастных вот за этот самый хребет, что виднеется вдали. Родители и близкие – в трансе, милиция – всероссийский розыск, прекрасный принц все глаза проглядел, веревку мылит. А все – нету девчонки. Будет сидеть взаперти в какой-нибудь сакле на высокогорном пастбище, и будет ее беспощадно драть в разные места все джигитское мужепоголовье этого самого пастбища, хрипло рыча от страшного возбуждения. Ох и любят они «белий баба»! А через пару месяцев она умрет. Наши женщины не живут долго в плену у горцев – практика так свидетельствует. И мрут они в большинстве случаев не от инфекций, которые никто не лечит, не от кровотечений и побоев. Можете мне поверить на слово – я довольно долго терся рядом с этой грязной кухней. Наши женщины в горском плену умирают от тоски. Они не рождены быть рабынями – их свободолюбивая славянская натура яростно протестует против такого чудовищного недоразумения. Наши женщины не могут простить нам, славянским мужикам, что мы позволили басурманам надругаться над ними, – они не приемлют этого произвола еще и потому, что произошло это не в тринадцатом веке, при штурме посада, а в наши дни, когда цивилизация настырно ломится генной инженерией в дома с евроремонтом, плещет виртуальной реальностью в наши холеные лица, забывшие тень от забрала, цепляется нитями глобальной сети за наши слабые руки, которые уже не в состоянии держать тяжелый меч. Мы не можем защитить свою прекрасную половину. Души древних воителей возмущенно ропщут в нашем захиревшем астральном поле. Наши женщины умирают в горском плену не от физических страданий. Они сгорают от стыда за нас…

Вспомнил свою несчастную жену, которая сполна испытала все прелести чеченского плена, и до того вдруг захотелось стрелять – аж зубы свело. А лучше – не стрелять. Лучше голыми руками. Хрясть – в височек! Шарах – ребром ладони по кадыку! И подхватить могучее тело падающего врага, вобрать в себя его последний трепет, впитать частичку его воинского умения, боевого духа, истекшего из умирающего в виде конвульсивной дрожи. И так далее в том же духе – хэй-йя!!! Раззудись плечо, развернись во всей красе боевая пружина – это мы умеем. И вообще – о чем разговор?! Какое там, к чертовой матери, «соскочить по-тихому»!

– Валера! – позвал я выбравшегося на дорогу Поликарпыча, пыхтевшего от напруги – помимо свертка с обивкой и поролоном, он подцепил еще и подушку сиденья. – А ну ответь на вопрос не задумываясь!

– Да ну тебя в задницу, – угрюмо пробурчал Валера, укладывая добычу в багажник «Нивы». – У тебя семь пятниц на неделе – с утра зубы скалил, после обеда фырчишь – гонор свой показываешь, а к вечеру опять анекдоты будешь рассказывать. Бабу тебе надо…

– Ну, извини – вот такой я сатрап, – покаянно признался я. – Валера – это важно для меня. Ответь не задумываясь. Представь на миг такую картину. Пришли на твою землю супостаты. Отняли твой дом. Затрахали до смерти твою жену. Перебили друзей. И живут припеваючи в твоем доме, гады мерзкие, продают оружие и наркоту детям твоих соседей, которые колются, становятся от этого дебилами и стреляют друг в друга. А соседок твоих, тех, что посимпатичнее да помоложе, эти супостаты тащат к себе в дом – точнее, к тебе в дом, в котором они живут припеваючи, опять же – трахают до посинения, а потом продают в рабство на чужбину… Представил?

– Ты хочешь сказать… хочешь спросить, что бы я сделал, если бы так было? – Поликарпыч понимающе прищурился. – Ну ты вообще! Ты тут такой беспредел нарисовал – хоть ложись да помирай… – Он достал «беломорину», постукал по пачке, изучающе рассматривая меня, словно видел в первый раз, и качая неопределенно головою. – Я понял… Знаешь, я бы их всех мочил бы, пока руки целы. А как руки отказали бы, я бы их грыз зубами. И думаю, любой…