Сыч – птица ночная

Выяснилось, что служба в Литовской – не более чем общественная нагрузка. И более того, станичники систематически сдают кто сколько может в общественный фонд – так называемый «круговой сбор». Атаман тут же, словно опасаясь, что я хочу уличить его в не правильном расходовании денег из общественного фонда, отчитался: практически все, что слупили с кабинетной операции, пошло в этот самый «сбор». Извольте полюбоваться: не дожидаясь весны, пригласили бригаду строителей, заложили школу, клуб, общественную баню. Справили ремонт всем вдовам, помощь деньгами дали, кое-кому скот подкупили по мере надобности, для дежурной службы военный припас подкупили, амуницию кое-какую, три новых «уазика» для группы быстрого реагирования. В общем, есть чем гордиться. Благодаря этим деньгам станица Литовская из когорты нищих быстренько выскочила в разряд наиболее обеспеченных и процветающих казачьих поселений.

– Да ты поезжай, нах, по соседям! – горячо предложил атаман. – Поезжай, нах, посмотри, нах! Грязища, хаты серые, покосившиеся, нах, детята босые стрекают, хлеба клянчат у проезжих! А у нас – гля, чистота, нах, избы справные, казачата семки лузгают, нах, казачки губы красят, зубами сверкают на парней! Ну?!

– Да нет, все у вас прекрасно, – не стал разочаровывать я атамана. – Нравится мне у вас. Но пойми правильно: я мужик, глава семьи. Мужик должен деньги в дом приносить, иначе грош ему цена. И где мне у вас деньги заработать? Татьяне обувь на весну надо, пацанам к 23 февраля хотелось бы подарки купить – ярмарка скоро…

– Ну так в чем загвоздка? – удивился атаман. – Нужны деньги на ярмарку – я те дам. Вообще, нах, когда надо – приходи. Всегда, нах, выручу. Чай, не чужой!

– Нет, так не пойдет, – отказался я. – Я не привык подачками пробавляться – гордость не позволяет. Я всегда хорошо зарабатывал. А теперь вот…

– Ну так я тебя назначаю своим начальником штаба, – быстро вывернулся хитромудрый атаман. – Будешь моей правой рукой. Оклад положу… Сколько тебе оклад? Тыщу рублев хватит?

– Тысячу за какой период? – ухватился я. – И потом, ты же сказал, что у вас служба – общественная нагрузка. А мне – оклад? Станичники не поймут.

– То, нах, не твоя забота, – небрежно махнул рукой атаман. – Ну так что – хватит тыщу?

– В месяц? – уточнил я.

– А то как еще? – искренне удивился атаман. – Не-ужто за неделю такие деньги? Тыщу в месяц тебе за глаза. Мясо у вас свое, овощ, грибы, ягоды – все сами, мукой я Таньку всегда снабжаю. Куда тебе больше?

– Ладно, по рукам, – согласился я, понимая, что нельзя возмущать тутошний жизненный уклад своей шкалой оценки труда. Хорошо уже и то, что удалось временно заполучить некий служебный статус – с деньгами разберемся позже…

Штаб в Литовской действительно был. Посреди станицы, у центральной площади, торчал просторный сарай, на дверях которого была пришпандорена табличка: «Штаб». В сарае, прямо на земляном полу, стояли несколько десятков длинных скамеек, а в дальнем углу был сколочен грубый помост, напоминающий сцену. На помосте располагался стол, у стола – щит с допотопной документацией, представленной пожелтевшим от времени листом нарядов и списком реестра, датированным ноябрем 1995 года. Путем опроса проходивших мимо станичников удалось выяснить, что, собственно, лишь таковым штаб не является: сарай по совместительству единомоментно представлял собой школу, молодежный клуб, казачье присутствие, в котором разбирались различные дела, детский сад и так далее. В общем, сарай являлся универсальным служебным помещением для любого рода нужд. Удрученный таким положением дел, я не стал выяснять отношения с атаманом, а самостоятельно в течение недели искал, чем бы мне заняться как начальнику штаба. И не нашел, как вы наверняка уже и сами догадались. Документация по службе отсутствовала напрочь. Каких-либо учетных бумаг также не было. На ежевечернем разводе атаман на глазок объявлял состав наряда и группы быстрого реагирования. Если кто-то был не согласен и начинал отпираться, атаман дотошно выяснял причины, не позволяющие вредному отпиранту заступить в наряд. При явном наличии веских причин атаман менял отказчика первым попавшимся станичником, и на этом перепалка заканчивалась. Боеприпасы хранились без счета в каждой семье – кто сколько мог достать, а припас для группы быстрого реагирования лежал под навесом в атаманском дворе: никому и в голову бы не пришло утащить оттуда хоть один патрон. Необходимость в контроле за службой также отсутствовала. Станичные старики добровольно – то ли из вредности, то ли ввиду обостренного чувства общественного радения – шастали по округе и старались «выпасти» спящих в наряде казаков. За сон на посту полагалась порка на съезжей – так же, как и за необоснованную стрельбу. Но желающих спать было очень немного: каждый в станице знал, что, проспав врага, можно лишиться жизни и подставить под удар свою семью, – вот она, граница, лучший контролер и проверяющий…