Программа называлась «Расследование». Обычно она выходит по вечерам. По выходным – дневной выпуск. За ее просмотром отец любил массировать себе ступни, бормоча что-то под нос: не может быть, в голове не укладывается, ох ты ж, елки-палки.
Инкен сидела в красном кресле как самая печальная худая женщина в мире. Да еще с тремя обручами на голове! Если бы существовала какая-нибудь организация, собирающая пожертвования для барахольщиков, этот образ идеально бы ей подошел для рекламы. Пожалуйста, не скупитесь на пожертвования! Особенно приветствуются пожертвования в виде вещей. Обручи и кольца. Шапки и шарфы. Часы и сумки. Пазлы. Пледы. Ремни. Ключи. Замки. Булавки для галстука. Ордена. Пилы. Одеяла. Чашки. Битые фарфоровые фигурки. Старые фотоальбомы. Кассеты. DVD. Пластинки. Детские носовые платочки. Мягкие игрушки. Бинокли. Карманные фонарики. Ложки. Старые мобильники. Шариковые ручки.
В коротком видео Инкен говорила:
– Сорри. Правда, я не хотела такой заварухи. Я не хотела всего этого. Я одно только могу сказать: сорри. – А потом – тюленьи рыдания.
– Вот что рассказывает самая разыскиваемая женщина страны после всех этих недель, – загудел мужской голос, не оставлявший сомнений в том, что сейчас будет сенсация. – Мы встретились с ней. Барахольщицей. Руководительницей лагеря. Инкен Утпаддель. Она нам все рассказала.
Потом – снова видео с Инкен.
– Я могу сказать только, что в лагере был кто-то еще. Правда. Я же их видела. Я ведь не сошла с ума. – Выглядела она как человек, который спокойно прогуливается по автобану и машет рукой.
– Кто же это мог быть? – спросила Бея. – Шерочка с машерочкой из ее головы?
– Вероятно, духи ее умерших кошек, – захихикала я. – Мы обязательно должны это досмотреть. Сколько сейчас времени?
– Мы вообще-то собирались идти, – сказал Матео.
Парни как-то странно переглянулись. Я не смогла это никак истолковать. Они что, какой-то сюрприз решили устроить?
– Давайте тогда потом вместе посмотрим, – сказала я, надеясь, что не слишком похожа на попрошайку, которая выпрашивает не деньги, а еще пару минут рядом с Юреком.
– Потом будет
Матео откашлялся. Юрек кивнул. Оле тоже кивнул.
До тех пор время шло быстро и медленно. Хорошо и плохо. Завтра сегодня станет вчера и еще сильнее, чем обычно.
Я просто не могла представить себе, что все так, как оно было. Я же не такая, какая была. Но я была и не такая, какой стану потом.
У программы «Расследование» была такая титульная мелодия, как будто бог захотел после всех прошедших тысячелетий сразу прояснить несколько недоразумений: он ни в чем не виноват и хотел бы дистанцироваться от церкви, как-то так.
В заставке буквы названия одна за другой вылетали на экран, ага, сейчас сообщат что-то срочное. Потом название еще и подчеркивалось. Сразу видно, это все не только срочно, но и важно. В общем, приготовьтесь – сейчас будет бомба!
Мы все вместе как раз уместились на большем из двух диванов. Справа от меня Юрек – как теплый подлокотник. Ведущий стоит в желтой студии с желтыми карточками-подсказками в руках, на которых написано: «Самый животрепещущий вопрос последних недель: кто же такая на самом деле Инкен Утпаддель? Мы твердо решили познакомиться с ней и раскрыть для вас эту тайну по имени Инкен Утпаддель. С ней встретилась моя коллега. Инкен Утпаддель – необычная, сбивающая с толку женщина. Но говорит ли она правду?»
– Ну! – сплюнула Бея.
Лицо Инкен. Улыбка. Очень нервная. Сидит сгорбившись и каждый раз, когда пытается выпрямиться, предложения через два сгибается снова.
Она была под Страсбургом. Оттуда хотела перебраться в Париж, а потом дальше, в Испанию. Или в Португалию. Или в Рим. Куда-нибудь, где тепло. Там она хотела взять имя Дорин. В общем, она в любом случае хотела исчезнуть. Из-за денег, точнее, из-за их отсутствия. Из-за Бруно. Он ведь на что-то надеялся, а она неправильный человек для этого (звяк-звяк браслетами). Ей очень жаль, сказала она, что Бруно сейчас узнает об этом таким образом. Сорри.
В Страсбурге она осталась только потому, что там можно купить немецкие газеты. Она надеялась, что девочки скоро объявятся. Это ее очень давило.
Крупный план: руки Инкен. Ярко-красные ногти.
Женский голос откуда-то спрашивает:
– Что именно произошло в лагере, госпожа Утпаддель? Вы не могли бы нам рассказать?