– Репортеры, – драматически произнес Юрек, написал это слово большими буквами рукой в воздухе и показал мне трейлер с драматическими звуками пропеллеров и боя на мечах. – Они везде. На каждой скамейке. На каждой лужайке. – Он выпятил губы и изобразил звук зума камеры. – Они могут подождать. Но однажды нападут. И у них будут вопросы. – Он продолжил с особо драматической интонацией: – Мно-ого вопросов! В том числе к тебе.
Я засмеялась вместе с ним, не думая о том, как выгляжу в этот момент.
– Дай-ка я Оле позвоню. – Юрек вынул смартфон из потертого бокового кармана своих обрезанных армейских штанов. – Оле, друг мой! – Тут он затих. – Окей. Да. Ясно. Понял, у тебя сегодня первый день и разговаривать по телефону вообще-то запрещено. Понимаю. Пока, красавчик.
Юрек спрятал телефон обратно в карман.
– Он на гражданской службе в больнице Волькенкнохена.
– Правда?
– Да нет! Он, наверно, заболтал там всех и его пропустили. Я ж говорю, он такое умеет.
Потом мы сидели рядом и молчали как камни, пока Юрек не получил сообщение от Оле.
– Иветта, – сказал он мне. – И ей все еще плохо. Пищевое отравление.
Я почувствовала себя виноватой, потому что хотела, чтобы это оказалась именно Иветта.
– Я должна сказать Бее.
Бея сказала, что Иветта наверняка отравилась одним из своих ядовитых замечаний.
– Не смешно! – ответила я.
Я попыталась представить, что бы я делала на месте полицейского. Вот мне приказывают отправиться из одного районного центра в другой и вместе с еще несколькими полицейскими из других близлежащих городов охранять больницу, чтобы туда не проникли репортеры, зеваки, журналисты, безумцы и вообще никакие посторонние лица, потому что там лежит одна из девочек, которых две недели искали по всей стране.
Это я очень хорошо представляла. А еще я представила, как уже пару часов стою перед больницей, которая интересует всю страну. В этот день у меня уже был часовой перерыв, во время которого я перекусил в машине сопровождения гороховым супом и выпил жидкий кофе из фургона «Мистер Ванг». Так что я уже устал от всего, и / или нервничал бы, и / или думал бы о доме, где у меня есть будильник, который не звонит, а каркает, и это забавляет мою жену. У меня странная жена, она называет меня мышонком. И вот так бы я стоял, по профессии – правоохранитель, в частной жизни – мышонок, стоял бы так: слева – коллега, справа – коллега… Кто знает, как их называют жены? Меня бы определили на пост у запасного выхода. Даже не у главного, где все эти журналисты садятся на плечи коллег, чтобы на снимке больницы не оказалось голов других журналистов.
А потом я представляю, как ко мне подходит молодой парень, рыжеволосый, в штанах и рубашке санитара, направляется ровно к запасному выходу и говорит, что он здесь на альтернативной гражданской службе. Он и так опаздывает, и не могу ли я его пропустить.
Что бы я сделал?
Снял бы фуражку?
Почесал бы в затылке?
А он смотрит на тебя своими чистыми глазами. У него даже растительности на лице еще нет. Вряд ли это журналист. Вообще удивительно, что ему уже есть шестнадцать. Вдруг юноша поднимает руку и кричит в сторону парковки:
– Доктор Липпман! ДОКТОР ЛИППМАН!
И женщина машет ему в ответ. Быстрым движением она закрывает дверцу машины, как героиня вестерна, и с прямой спиной подлетает к нам. Летний плащ, мокасины, солнечные очки.
– Какие-то проблемы? – обратилась бы она ко мне и парнишке.
– Он говорит, он тут на альтернативке, – сказал бы я. И так как это бы прозвучало как-то не слишком по-полицейски, не так, как должен звучать представитель власти, я бы добавил: – Вы можете это подтвердить, госпожа Липпман?
…В общем, очень повезло, усмехнулся Оле, что полицейский – в чью голову и жизнь я пыталась проникнуть – сказал, что Оле «на альтернативке», и попросил госпожу Липпман это подтвердить.
Госпожа Липпман ответила:
– Во-первых, это называется не «альтернативка», а Федеральная добровольная служба. Во-вторых, я была бы вам очень благодарна, если бы вы ко мне правильно обращались. Я – доктор Липпман. И, в-третьих, я, как главный врач, не могу лично знать каждого нашего санитара.
И надо сказать, я в этот момент – будь я в шкуре того полицейского – почувствовала бы себя не очень хорошо и подумала примерно следующее: «Пропущу-ка я их обоих. Он знает ее, она – его, значит, вроде как все в порядке».
– И он меня пропустил. – Оле пожал плечами. – Еще доктор спросила меня, в какое отделение я иду. А у меня, как раз на этот случай, было заготовлено имя, и я ответил: «К доктору Роланду». «Поторапливайся», – сказала она. Так я оказался в больнице.
– И ты пошел к Иветте? – спросила я. – Ты ее видел?
– Я отправился в терапевтическое отделение. Терся там, пока все из сестринской не ушли. Тогда я подошел к компьютеру и стал просматривать имена пациентов, пока не наткнулся на Иветту. Судя по всему, остальных девчонок просто обследовали и быстро выписали. Потом я надел свой суперплащ, вылетел из окна и кратчайшим путем прибыл сюда.
Юрек засмеялся.