Тереза думает, что одна из нас туда регулярно заходила. Это, конечно, чушь. Для этого у нас не было ни времени, ни возможности. Аннушка как-то раз была в городе одна, но только в самом начале. Бея где-то ходила одна даже два или три раза, но только в конце.
Я подумала про Мимико, но она же ничего не могла знать.
Что-то про девчонок.
Название такое из-за собак, сказала Тереза. Она не проболталась, но я вдруг сообразила.
Я вытащила листок из бокового кармана штанов. Свернутый во много раз.
Информант – Матео.
Стоп, сказала я себе. Поспешные заключения – как пожарные в закопченных касках, которые выбивают дверь, хотя в ней торчит ключ. До сих пор я знала только то, что эти парни искали листочек, на котором с одной стороны написано имя Матео Штрайтера, с обратной – два слова и цифры. Сначала нужно выяснить, имеют ли эти слова и цифры отношение к упомянутому интернет-форуму.
И даже тогда это будет значить только то, что на обратной стороне листка с именем Матео написаны название форума и пароль для входа на него.
Все равно не обязательно информатор именно он. Это мог быть, например, Ганс или… Мне нужен листок бумаги. Я вырвала рекламу из газеты. Большое белое поле, на нем маленькая женщина в красном платье с поварешкой в руке заговорщически приложила палец к губам:
Под словом «тайны» я написала:
Матео
Оле
Юрек
Ганс
Бея
Мимико
Парень Аннушки, Рик
Стонущая мать?
Я осмотрелась в домике. Не только глазами. Немножко и руками – очень осторожно открывала один рюкзак за другим.
В зеленом рюкзаке Матео я нашла нижнее белье, клетчатые трусы-боксеры, книгу о каком-то далеком мире, где царит война, нож, карту «Округ Меркиш-Одерланд», очень подробную. Это же к востоку от Берлина, да?
Следующий рюкзак.
Я переводила взгляд с черного рюкзака на кожаный, принадлежащий Оле. Взяла рюкзак Оле – кожа очень жесткая, рыжеватая, как волосы его владельца. Олень, должно быть. Сердце у меня колотилось. Если сейчас вернется кто-нибудь из парней, лицо у меня почернеет – таким темно-красным оно станет.
Я могла бы попросить Бею побыть на стреме. Но тогда она бы поинтересовалась зачем, и пришлось бы ей объяснять. А она бы сказала: «Вот видишь, значит, ты им тоже не доверяешь. Я ж тебе говорила. Они идиоты. Валим отсюда. Давай, неси меня на другой край света!» А я бы тогда: «Не-е, это только из-за интернета». А она: «То есть?» А я: «Есть какой-то интернет-форум про нас». И тут бы она взорвалась – бух! «Что за дерьмо! Они не имеют права!» Что-то еще. Этого мне сейчас совсем не нужно.
В рюкзаке Оле я нашла трусы – синие, серые, красные, – футболки с принтами еще нескольких групп:
Засунув все обратно, я занялась было рюкзаком Юрека, но задумалась, руки мои колебались. Вперед, сказала голова. Там ведь может быть iPad или iPhone. Я и сама знала, что это бред, – наверняка техника у них при себе. Но планшет он бы, может, не стал брать с собой, оставил бы в рюкзаке. Голова настаивала: посмотри, что там есть про свору девчонок.
У Юрека были белые трусы, книга – Аркадий и Борис Стругацкие, «Пикник на обочине», – немного инструментов, бечевка, тетрадка с записями. Я ее открыла, но тут Бея снаружи сказала:
– Заканчивай, там один из этих идиотов!
Блин-блин-блин! Она поняла, что я тут копаюсь. И кто-то из парней скоро будет здесь. Тетрадку закрыть. В рюкзак. Рюкзак закрыть. Положить на место. Самой сесть в другое место, подальше от рюкзака. Нога на ногу. Ноги просто поставить. Руки на колени. Куда-нибудь в другое место. Вниз. Руки берут газету, хватаются за нее. Снаружи доносится его голос.
– Да, это домик Ганса, – отвечает он на вопрос Беи. – Но он вполне окей. Я, кстати, Юрек! – Пауза. – Ну, нет так нет!
Я представила себе, как он протянул ей руку и как она на эту руку посмотрела – будто это рука Гитлера. Как минимум.
– Вот, черешня! – сказал он вместо приветствия и протянул мне коричневый бумажный пакет.
– Ты знаешь, кто из девочек болен?
Он покачал головой:
– Не вышло. Может, Оле больше повезло. У него для этого есть свои трюки. Ты бы слышала, как он родителям звонит. Они думают, что мы в байдарочном походе.
Юрек засмеялся. У него острые клыки.
Мы стали есть черешню. Косточки складывали на газету с моей и Беиной фотографиями. Две косточки я положила себе на глаза. Юрек положил косточку мне на рот.
Он рассказал, что весь город сейчас на ушах. Везде камеры, микрофоны и журналисты.