Свора

– А хвост не вырастет? Или ласты?

Злата захихикала, едва не прикрыв рот ладошкой, но Грид вовремя напомнил, что этого лучше не делать.

Они вернулись на пологий бережок, причем в том же составе – пленник закинул косулю на плечи, как воротник, и упивался ароматом спекшейся крови, хоть немного перебивающим запах дерьма. Пока прикидывал, куда бы бросить добычу, Злата расстелила на песке плащ-палатку и сняла жилет быстрее, чем Герман успел отвернуться. И дело было вовсе не в ложной скромности, просто от вида поджарой, загорелой спинки к сердцу будто подвели ток – и это не красивая метафора: мотор дернулся так, что в глазах потемнело.

К счастью, когда зрение прояснилось, а ребра перестало ломить, охотница уже нырнула в воду, и над мутной гладью виднелась лишь голова в обрамлении распущенных мокрых волос цвета переспевшей пшеницы.

– Давай ко мне!

Парень нахмурился, не веря своим ушам, хотя прежде на слух не жаловался.

– Давай, поплаваем вместе! Вода теплая, не бойся!

Воды и в самом деле бояться не стоило.

Стоило бояться тех, кто в ней живет. И кого дикое амбрэ не отпугивает, а очень даже привлекает. Но в отличие от псов речные гады не могут похвастаться расторопностью, и Герман успел раздеться до пояса, прежде чем заметил крадущуюся к цели цепочку пузырьков. Нечто ползло по дну, рыхля ил и отпуская на волю скопившиеся в нем газы.

– Назад! Вылезай, живо!

Купальщица не стала включать дурочку и пререкаться – раз орут не своим голосом и таращат глаза, значит, есть причина. Со всех сил погребла к берегу и почти успела коснуться ладонями песка, как вдруг позади вспух черный лоснящийся горб, из которого выстрелила пара жестких, покрытых хитиновыми пластинами щупалец и обвила дрожащие лодыжки.

Рак – огромный, размером с теленка, весь в грязи, тине и обрывках сетей, дважды махнул хвостом и утащил добычу в пучину. Это вперед махина еле ползет, а задом сдает быстрее хищной рыбины. Буруны схлестнулись – раз, другой – и гладь снова превратилась в темное зеркало: ни волн, ни расходящихся кругов. И самое паршивое – Грид не умел плавать и в принципе не представлял, как это делается. Кто ж его на Крейде научил бы, да и где там плавать? Уж точно не в озерце, где нечисть пострашнее раков водится.

На суше от твари остались бы клешни да усы, но в чужой стихии сверхчеловек оказался столь же боеспособен, как и медуза в пустыне. Еще одна потеря, еще одна рваная рана, и хрен знает, чем лечить. Да, за все приходится платить, и чем дороже товар, тем выше цена, но столько смертей за жалкий месяц – явный перебор. Парень никогда не считал сыворотку ни даром, ни проклятием – скорее, долбаной эпидемией, ведь все, кто «заразился» от тесного контакта с носителем, погибли, да и уцелевшим никто гарантий не даст.

Вот Злата – жила себе в бункере восемнадцать лет среди чудовищ, голода, болезней, чокнутого папаши и прочих напастей – и ничего, но стоило связаться с пленником – труп. И даже тела не найдешь, не похоронишь. Прекрасного, стройного тела, которому еще бы радовать и радовать глаз – например, волчий, цвета подсвеченного янтаря.

Герман опустился на колени и лишенным и намека на чувства взглядом уставился на противоположный берег. Наверное, за девять дней добровольного заточения он выстрадал все, что мог, до последней капли, и на девушку уже ничего не осталось. А может, боль придет не сразу, а когда ее не ждешь. Ударься спросонья ногой об стол – и вся полнота незабываемых впечатлений выплеснется с короткой, но заметной задержкой. Когда же полоснут сердце, промежуток еще длиннее, но ушибленная нога пройдет за минуту, а вот душа…

Размышления прервал всплеск и громкий вдох. Отшельница вынырнула на середине русла, перевернулась на спину и погребла к суше, словно плыла не в кишащем смертью омуте, а в бассейне. Протерев веки и малость отойдя от увиденного, Грид заметил на тонкой талии ремешок с ножнами – девушка знала об угрозе и загодя подстраховалась. И коль уж Ярослав добывал раков, то и дочь научил искать бреши в толстенных панцирях. Но чистой победы, увы, не случилось – на бедре виднелась глубокая царапина, оставляя за собой алый шлейф на поверхности.

Забыв о том, что в воду лучше не соваться – особенно ему – пленник рванул навстречу спутнице, но не рассчитал силы, и спасать пришлось уже его. Вдвоем они добрались до пляжа и пластом рухнули на мокрый песок, глотая ставший таким сладким воздух.

– Вот видишь. – Трясущиеся пальцы коснулись костяшек – плоских и мозолистых. – А говорил: плохо то, плохо это. А в твоем Вавилоне даже плавать не умеют.

– А нам и не надо, – буркнул напарник. – Лежи, я принесу одежду.

– Зачем? – Девушка вытянулась во весь рост и захромала к плащу. – И сама могу.

– Можешь, понятное дело… просто…

– Что? – Она достала из поясной сумки самотканый бинт, поджала ногу и принялась за рану, а Герман потел, мерз, потел и мерз одновременно и не знал, куда деть глаза.