Свора

Чудище грохнулось на землю уже мертвым, но по инерции прокатилось шагов пять, орошая полянку черными фонтанами из вспоротых жил. Нервным взмахом парень очистил клинок от налипших сгустков и шерсти, готовясь к новой, куда более опасной схватке с целой стаей. И щенки без промедления бросились к человеку, но на половине пути плюхнулись на брюхо и по-пластунски подползли к ногам победителя. Его глаза полыхнули желтым огнем, но тут же потухли, засияв чистейшим медом на свету.

– Пошли вон, – пробасил Грид, пряча клинок в ножны, и псы тут же скрылись за деревьями.

– Почему ты отпустил их? – прошептала Злата, провожая тварей удивленным взглядом. – Почему не перебил всех до последнего?

– А смысл? – Напарник поправил перевязь и обернулся. – Это все равно, что мстить ножу, которым тебя пырнули. Если с кого и надо спрашивать – так с того, кто ударил. И я спрошу. – Он сплюнул. – Клянусь богом – по всей строгости. А во-вторых… кому от их смерти станет легче? Тебе? Мне? Вряд ли.

Теплая капля скатилась по красной полосе, и щеку ошпарило, как от струи кипятка. Герман вздрогнул и зашипел, на автомате потянувшись к лицу, чтобы стереть казавшуюся раскаленной краску, но Злата схватила его руку и прижала к левой ключице.

– Терпи. Ты хотел знать, почему наши полосы разные. Потому, что мне можно скорбеть, ведь боль уже ничто не заглушит. А тебе – нельзя, покуда враг жив.

Он улыбнулся, хотя ощущения были сродни тем, когда растягиваешь рассеченную кожу.

– Ты – странная.

– Я-то? – Охотница вытащила копье из туши вилорога и подошла к лежащему на боку кобелю. – Вполне обычная. Лес чту, лишнего не беру, в город не хожу. Все бы так жили – и зла бы не осталось.

Быстрый – со свистом – взмах, и острие кинжала вспороло лысое брюхо, как бумагу. Стоит ли говорить, какой запашок вырвался наружу вслед за тугим клубком похожих на пиявок кишок?

– Фу! – Парень уткнул нос в рукав, борясь с тошнотой и головокружением. – На кой ты это сделала?

– Хочу погадать. – Злату, судя по блеску в глазах и заинтересованному выражению на чумазой мордашке, вонь ничуть не беспокоила.

– Погадать?

– Да. – Она пропорола толстую кишку, что для сверхчуткого обоняния равнозначно было химическому оружию, и принялась прочесывать пальцами дерьмо с азартом начинающего археолога. – Псы сжирают трупы целиком – с одеждой и прочими вещами. Как-то раз я нашла в требухе пистолет, а отец – золотые часы. Если повезет, мы узнаем, где засела Свора.

Напарник отвернулся – созерцать подобное было невыносимо. Девушке же посчастливилось нарыть первую зацепку – размякший обломок человечьей кости.

– Берцовая. – Охотница поднесла похожую на пемзу мерзость к лицу. – Взрослая. Съедена около трех дней назад. Значит, твари засели в каком-то здании – скорее всего, ближе к центру.

– Откуда вывод? – спросил Грид, стараясь не открывать широко рот.

– На улицах трупов нет – всех поели, даже из машин умудрились достать. А на окраинах все еще рыщут сборщики, и такую стаю уже заметили бы.

– А если это свежак? Мало ли бедняг пропадает каждый день.

– Нет. – Злата с уверенностью тряхнула косой. – Кость пахнет заразой. Этот запах ни с чем не спутаешь.

– Этому тебя отец научил? – Парень поморщился и дернул плечами, как от внезапного холода.

– Конечно. А кто же еще?

Он промолчал, хотя мыслишки вертелись… всякие, в основном, о безумном отшельнике и его методах воспитания.

Рядом с костью упал обрывок кожаного ремешка, за ним – размолотая в труху пластиковая ручка и прочий бесполезный хлам. Только книжица в красной обложке могла пролить свет на личность бедняги, нашедшего последнее пристанище в желудке вонючего падальщика. Но часть страниц разварилась в желудочном соке, а на оставшихся стерлись все надписи.

Тем не менее отшельница не унывала и продолжала «раскопки». И в конце концов труд, тяжесть которого сложно передать словами, был вознагражден слипшимся клубком синих лоскутов. Иной наверняка бросил бы находку в кучку с непригодным для «гадания» мусором, но девушка, будто почуяв скорую разгадку, разложила обрывки одежды перед собой. И на одном из кусочков обнаружилась отчетливая, вышитая золотистыми нитками надпись:

– БелГУ, – шепнула Злата.

– Что это?

– Не знаю. Вроде бы, я уже слышала это название. Папа говорил, оно как-то связано с Вавилоном. Надо вернуться в лагерь и расспросить. Если отец ушел – дядя Марк подскажет. Он самый умный!

– Вряд ли. – Парень скривился и потер исколотую шею. – Но идея здравая. Только сперва вымой руки.

– Зачем? – Она захлопала ресницами.

– Ничего не чувствуешь? – издали намекнули ей.

– А! Ты про запах? Так хорошо же – от псов прячет, а мелочь отпугивает.

– Плохо. – Герман тряхнул головой. – Плохо жить в лесу. Плохо верить во всякую чушь. Плохо копаться в… кишках.

– Много ты понимаешь! – Охотница надула губки. – Вдруг по дороге звери рыщут, а так нас не заметят.

– Пусть замечают. – Пальцы сами собой коснулись перевязи. – Перебью всех, только избавься от этой… гадости. Если это вообще возможно.

– Ладно… пойдем к реке. Пробовал ту воду? Искупаешься – и целый день ничем не пахнешь. Вообще.

Спутник хмыкнул.