Свора

И вот к чему привели мечты.

И чуда не случится. Чудеса остались в старом мире, а в новом есть лишь горькая правда: он сам вырыл яму, столкнул туда друзей и застыл на краю: куда качнет – туда и рухнет. Чтобы отвлечься от гнетущих мыслей и вконец не скиснуть, Герман попытался освободиться, и хоть ярость наполняла тело невиданной доселе мощью, порвать путы так и не удалось. Как и не получилось хоть немного устать – за пару часов упражнений с цепями даже пот не выступил. Но по быстрой, горячей крови и яд разлился быстрее, принеся боль, по сравнению с которой жидкий огонь сыворотки показался освежающим душем.

Внутри закопошились две змеи: одна с раскаленной железной чешуей, другая – в ледяных шипах, и медленно поползли по телу, ныряя в кости, цепляя гребнями сердце и стягивая легкие. Каждая их встреча кончалась тягучим боевым танцем, от которого темнело в глазах, а слезы катились сами собой.

После схватки змеи расплетались для передышки, а вместе с ними отступали и муки. Герман потерял счет времени, не представлял, как долго тянулась пытка. Знал лишь одно – несмотря на острое желание доказать живодеру, что не пальцем делан, силы сопротивляться утекали быстрее воды из расколотой бочки. И вроде бы те же вертухаи на посту, и чешут все о том же, но ощущение, будто прошел целый день, а гребаная комната стала еще теснее, стремясь переварить угодившую в бетонное брюхо добычу.

Вошел Фельде, поставил перед пленником стул и сел грудью к спинке. Посмотрел на запястье, где блестели старые офицерские часы, и достал из кармана шприц втрое меньше обычного.

– Осталось полчаса. Потом антидот уже не поможет. Решай.

Грид больше всего на свете – больше свободы, больше возвращения друзей – захотел харкнуть в морщинистую рожу, но из слипшихся губ брызнула не слюна, а густая и темная, как вишневый сок, кровь.

– Не расслышал. – Врач подался вперед.

– Согласен…

– Дай слово.

– И все?

– Да. Этого хватит. Правильные пацаны же не базарят вхолостую?

Парень облизнулся и прохрипел на последнем издыхании:

– Я… убью псину. Клянусь.

Марк улыбнулся.

– Вот и молодец. Поверь, никто на свете не посмеет упрекнуть тебя за этот выбор.

Игла кольнула шею не больнее комариного укуса, и парень забылся долгожданным сном.

* * *

Герман вновь оказался дома, в скрипучей кровати у печки. Трещал огонь, наполняя комнату теплом, над ним в чугунном котелке булькала похлебка. Мать осторожно, чтобы не разбудить сына, мыла посуду в бадье, у ног ползала Саша, агукая и норовя засунуть в рот грязную ложку.

Вот и все, кошмар развеялся. За всю свою недолгую жизнь парень не чувствовал столь мощного прилива концентрированного счастья. Гриду доводилось вскакивать среди ночи от криков и стрельбы, от воя чудовищ, от боли в порезанной ноге или воспаленных легких, но никогда еще его не будила жгучая радость, от которой тяжело дышать и распирает грудь.

Сев и осмотревшись, он узнал знакомую бетонную конуру в подвале Технолога. Чуда не случилось, просто обезумевшее от мучений сознание выдало желаемое за реальность, лишь бы хозяин не сошел с ума. Пленник стиснул зубы и со всей силы врезал кулаком по стене, не заметив крохотной вмятины и расползшихся во все стороны паутинками трещин.

Переодевшись в свежую одежду, он вышел в коридор. Дверь оставили открытой, но «львы» встретили гостя с оружием на изготовку.

– Надо же, не сдох, – хмыкнул Майор, качнув прутик. – Идем. Сегодня у тебя тест-драйв.

Герман не знал странного слова, но уточнять не собирался – особенно у этого напыщенного, самодовольного ушлепка. Конвой привел парня на стадион и усадил на траву посреди поля. Ждать пришлось недолго – по лестнице спустились Фельде и лысый старикан в коричневом костюме. Бугров сопровождала свита пожилых шуховцев – всего около десяти человек – кто в камуфляже, кто в белом халате, кто в таком же пиджачке. Объединяло их одно – возраст и такое выражение побитых жизнью лиц, словно все до единого на этом гребаном шарике что-то им должны.

– Приемная комиссия. – Смирнов в который раз процедил малопонятную фразу. – Док подготовил знатный проект. Пошел бы в гору, да идти уже некуда – выше только Ректор. А он вцепился в кресло, что паук в муху.

Зрители расселись на трибунах из синего пластика, Марк под пристальными взглядами встал рядом с Германом. Только тогда пленник обратил внимание, что врач сменил вязаный свитер, который, казалось, приклеился к коже, на белую рубашку и красный галстук, а халат сиял белизной и вонял порошком так, что слезились глаза. И пусть нос потихоньку привыкал к обостренному нюху, стоило зацепиться за какую-нибудь деталь, подметить тончайший, выбивающийся из фоновых ароматов шлейф – и хоть вообще не дыши.

– Вы все читали мой доклад, – начал Фельде. – И знаете, как изможден и слаб был подопытный. Но теперь он способен на равных сражаться с нашими лучшими бойцами. Я мог бы показать вам еще кипу графиков и таблиц, но лучше раз увидеть результат в деле, чем сто раз – на бумаге. Герман, Семен – прошу.