Свора

– У меня было три дочки, – произнес врач. – Хотел пацана, и все никак, пришлось на третьей остановиться. Старшей – как Маше, средней было пять, младшая еще ходить не научилась. Я тогда работал в инфекционке, со всякими бактериями и вирусами боролся. Да, по образованию ни разу не хирург, но за двадцать лет пришлось освоить много нового… – Фельде вздохнул и поправил очки. – В больнице не было убежища. Когда все началось, я заперся в изоляторе, где просидел три дня, пока язык к небу не присох. Подумал – от заразы всяко быстрее помру, чем от жажды. Когда пошли ракеты, связь упала не сразу, минут пять продержалась, и дочки звонили мне, слали эсэмэски одну за другой. Папа, где ты? Что происходит? Как нам быть, куда бежать? А я сидел в углу и дрожал, как крыса в банке. Даже ответить ничего толком не успел. Хотел найти их после, чтобы похоронить – потому и подался в сборщики, старый дурак. Но все тщетно. То ли искал не там, то ли собаки постарались.

– Зачем вы это рассказываете? – со смесью удивления и тревоги спросила Ксюша.

– Просто знайте: я не злодей и не садист. И не хочу, чтобы близкие теряли друг друга. Чтобы родители хоронили детей. Чтобы дети гадали, вернется ли отец к ужину, или поужинали им самим. Мы заплатили сторицей за все грехи мира. Хватит.

Над утыканным ветряками новым корпусом завыла сирена.

– Что случилось? – Пленница завертела головой, распахнутыми глазами выискивая опасность за каждым кустом и ворохом хлама.

– Прорыв периметра, – прошипела «львица», включив рацию.

– Всем постам, – вслед за треском и шипением вырвалось из динамика. – Обнаружен подкоп у северной стены.

– Наверное, пес залез, – сказал Фельде, и в его голосе не слышалось ни намека на сбивчивую дрожь, но и от былого спокойствия не осталось и следа. – Возвращаемся. Не спешим, не кричим – может, чудище уже ушло.

– А если нет? – прошептала Маша, все еще сжимая руку врача. Сестра протянула свою, но мелкая даже не взглянула в ее сторону.

– Дай нож.

Девушка без вопросов и колебаний вынула ножны из кармана. Марк подбросил их на ладони и улыбнулся:

– Значит, ему не поздоровится.

До лестницы оставалось шагов двести, когда из-за угла заброшенной подсобки выпрыгнула тварь. Похожая на облезлый череп морда была замарана кровью до самых ушей. И если шуховец выжил после нападения (в чем доктор сильно сомневался), то яд уже начал рвать плоть и выжигать мозг, не оставляя ни малейшего шанса на спасение.

Зарычав и вздыбив свалявшуюся шерсть, существо со всех лап кинулось к цели. Сквозь оглушительный девчачий визг пробились сухие щелчки «Макарова» – Карина по привычке била с колена, и уж в чем-чем, а в меткости красавице было не отказать. Шесть пуль вонзились в грудь, две раздробили нижнюю челюсть, но расстрел в упор не остановил врага, даже не замедлил. Бывали случаи, когда собаки не дохли после рожка бронебойных из «калаша», а тут так – по корове из рогатки.

Разумеется, рано или поздно чудище истекло бы кровью, но за это время играючи бы расправилось со всеми четырьмя маленькими и хрупкими человечками. Но Фельде изучал тварей, разбирался в их повадках и знал слабые места. Там, где свинец был почти бесполезен, острая сталь справлялась на ура.

Выждав, когда пес припал к земле, готовясь к прыжку, Марк метнул пустые ножны на локоть левее раззявленной пасти. Да, гад мог не заметить пули или боли в расколотых костях, но не родилось еще создание, способное противиться рефлексам. Тварь посчитала стянутую бечевкой кожу неотъемлемой частью добычи, ведь та оставила на ней свой запах. И вонзилась в ножны клыками-иглами, повернув башку и подставив под удар горло.

Доктор, пусть и выглядел щуплым и болезненным, резанул с такой силой, что металл слился в сплошной серебряный веер. Недаром говорят: кто умеет строить – тот быстрее всех и сломает. И врачей это тоже касается: один удар, и артерия вскрыта, пузырьки воздуха попали в сердце – и вот она, мгновенная смерть. Пес зашипел, раззявил пасть и завалился под ноги к бледному, что та смерть, победителю – венцу творенья, царю природы, чью требуху сейчас выгрызали бы из брюха, не подари он девушке кинжал, вопреки всякому здравому смыслу и чувству самосохранения.

Любопытно, насколько наша жизнь зависит от нас самих, а насколько – от череды случайных и непредвиденных обстоятельств, многие из которых иначе как чудом не назовешь.

– Все целы? – Фельде обернулся и тепло, по-отечески улыбнулся, будто не замечая ни капающей с предплечья бурой слизи, ни брызг на халате.

Ксюша прижимала к груди сестру, «львица» стояла в той же позе, держа ствол на вытянутых руках и раз за разом давя на замерший спусковой крючок.

– Придется отнести нож в лабораторию и попарить в автоклаве. Почищу, обеззаражу – и сразу верну, договорились?

– Не надо. – Пленница всхлипнула. – Верните Майору.

– Уверена?