Свора

Собравшиеся нахмурились пуще прежнего, и только Маша звонко рассмеялась.

– Я все понимаю, док, – после недолгих раздумий Карина спрятала оружие. – Но если эта… еще раз так дернется…

– Не эта, а Ксюша. И она все поняла и сделала выводы. Правда?

– Да, – буркнули в ответ и чуть слышно добавили: – Извините.

* * *

– Подъем, черти! – Майор грохнул в дверь прикладом. – Жрать пора!

– Не обзывай их, – попросил Марк. – Тем более чертями.

Боец обернулся и посмотрел на спутника, нависнув над ним, как дуб над жердиной. Какое-то время бородач молчал, пожевывая прутик, а затем прохрипел:

– Знаешь, Док, твоя доброта зашла слишком далеко. Дал девчонке нож, а потом что? Автомат? Гранату? Ректор велел выполнять все твои прихоти, но мне люди важнее.

Фельде перестал улыбаться, в одночасье превратившись из чудаковатого айболита в человека, которому не стоит переходить дорогу. Пляшущая в уголку губ палочка замерла и тихо хрустнула.

– Если эксперимент провалится – не будет больше людей. Ни твоих, ни моих, а вообще. Свора уничтожит всех, до кого доберется, а остальные сдохнут от голода на чердаках, в подвалах и пустых квартирах. И коль уж придется, я пожертвую всем, чтобы этого не случилось. Всем! – Голос звякнул сталью. – А понадобится – и всеми.

Смирнов открыл было рот, но тут из комнаты донеслись шаркающие шаги. Верзила снял с пояса дубинку и рывком распахнул дверь, однако вялые со сна мальчишки с трудом волочили ноги, даже не помышляя сопротивляться и бузить.

Их построили и отвели в столовую, накормили от пуза, а после заставили проглотить по горсти таблеток всех цветов радуги. Ближе к вечеру конвой «львов» сопроводил пленников на стадион – здоровенный бурый овал с зеленой сердцевиной футбольного поля, лежащий у подножья крутого холма. Настолько крутого, что довоенным мастерам пришлось построить лестницу почти в две сотни ступеней, с верхней секции которой открывался вид на подернутый туманной дымкой город.

Герман уставился на панораму во все глаза, словно перед ним раскинулись не ряды высоток в окружении парков и посадок, а невиданное чудо света. Белый лабиринт с редкими вкраплениями бежевых и красных новостроек, пестрыми линиями частных секторов, сияющими крышами торговых центров, золотыми каплями куполов и блестящим бисером автомобилей. И все это великолепие залито янтарем полуденной летней сепии, как на фотографиях из навеки ушедшей эпохи. И хотя для рожденного после Войны этот вид был чужд и малопонятен, в груди все равно легонько щемило, как при встрече с добрым знакомым, которого не видел уйму лет.

Стоит перемахнуть через забор – и никто ввек не сыщет среди бетонного калейдоскопа: ни щуховцы, ни крейдеры, ни адская Свора. Никто, кроме совести – ведь, сбежав, обречешь на смерть друзей и близких. Да и попробуй еще перемахни через высоченную – в два роста – преграду, вдоль которой вышагивали автоматчики. Город красив и заманчив, как мираж, но все пути вели домой – на Крейду, где на каждом шагу поджидает опасность, но каждый шаг изучен, а все опасности привычны.

– Нравится? – спросил Фельде.

Грид повернул голову, но говорил доктор не с ним, а с Мелочью. Девочка замерла у первой ступеньки, уставившись на мыски новеньких белых кроссовок, какие выдали всем ребятам перед прогулкой. Со стороны могло показаться, что малая спит стоя, и только дрожь в коленях выдавала охвативший ее страх.

– Боишься высоты?

Она кивнула, не смея поднять взгляда.

– Ничего. Есть и другой спуск, не такой крутой. Идем.

Отряд разделился. Доктор, сестры и Карина оставили «львов» на лестнице и зашагали вдоль тенистой аллейки, отделяющей трибуны от основной территории. Смоченная ночным дождем грунтовка шла под пологим уклоном и стыковалась с асфальтовой дорогой – до Катастрофы в активе Технолога числилась собственная автошкола.

Несмотря на близость к корпусам, участок казался клочком дикой природы, вырванным и перенесенным сюда из промзоны у кромки леса. Здесь осталось множество следов мертвого мира: бетонные блоки, обрезки труб, кучи песка, щебня и прочий мусор от незаконченной стройки. Особую жуть нагоняло кладбище на противоположном склоне, казавшееся чужеродным элементом, неуместным артефактом на фоне обители науки и знаний. Неудивительно, что Мелочь вцепилась в руку Марка, как только товарищи скрылись из вида.