Своими глазами

— Бери бумагу. Ручку. Пиши: «Порядки стали строги. Я не могу больше предупреждать вас о действиях полиции. Ваш налет на бал губернатора едва не стоил мне места и чина. Я не могу рисковать за прежние деньги. Или вы удваиваете плату за мои услуги, или я нахожу более щедрых партнеров». Написал? Давай сюда.

— Что теперь будет? — от ужаса под дулом сержант опять ничего не соображает. — Не убивай меня!

— Теперь, — парень прячет листок, — это письмо получит губернатор, если ты не будешь делать то, что я тебе скажу.

— Не надо горячиться, — лебезит сержант.

— Так вот слушай. Ты все равно не поймешь… Но сделаешь то, что я тебе скажу… Дай карту!

Сержант расстилает на столе карту. Парень обводит кружок:

— Банда здесь. К утру твои люди должны быть вот тут, — ставит несколько значков вокруг кружка.

Утро в ущелье. На фоне неба показываются со всех сторон головы солдат.

Стрельба, сражение, разгром. Раненый главарь захвачен живым.

— Может, я и неправ, парень… — тихо говорит он сам с собой. — Но ты обошелся со мной хуже, чем я с тобой…

Сержант торжествующе хохочет ему в лицо.

Колонна тянется из дымящегося ущелья под солнцем дня.

Здание полиции. Парень спешивается у крыльца, швыряет поводья часовым, обомлевшим на фоне его плаката, и четко проходит в кабинет сержанта.

— Добрый день, сэр, — угодливо приподнимается сержант.

— Я свое слово сдержал. А письмо в надежных руках. Если волос упадет с моей головы — то повесят нас вместе. Где деньги?

Сержант угрюмо выкладывает из сейфа на стол гору пачек денег. Парень сгребает их в мешок:

— Здесь только половина. Где еще двадцать тысяч?

— Какие?.. — Сержант растерян. — За что?..

— За МОЮ голову, — жестко говорит парень. — Она тоже оценена в такую сумму, не так ли? Ну, так я имею большее право, чем кто бы то ни было, заработать на собственной голове. Живо!

Сержант выскребает из сейфа все до мелочи:

— Меня сошлют на каторгу за такую растрату!

— Не сошлют… Завтра я буду здесь, в твоих лапах… Но помни: его не должны повесить раньше, чем я явлюсь. Ты понял меня?

— Д-да. Нет… Кто из нас рехнулся: я или ты?

— Я. До завтра, сержант.

Парень едет по пустой улице с мешком у седла. В глазах его встает лицо невесты, ее улыбка, летящие под ветром золотые волосы, а за ними морская голубизна. «Я уже никогда не вернусь к тебе… Но ты не будешь нищей. Ты будешь богата и счастлива и выйдешь замуж за того, кого выберешь… И забудешь меня… Ты должна забыть меня…»

На выезде из города — толпа. Парень кладет руку на рукоять кольта. При встрече с его взглядом мужчины боязливо отводят глаза. Толпа раздается перед его конем. Один сзади взводит затвор — парень чуть оглядывается — тот отводит глаза, опускает винчестер.

Женщина в трауре загораживает дорогу коню:

— Проклятый убийца! Продал своего дружка — и думаешь, что этим откупился? Они все трусы, — жест на молчащую толпу, — но я не побоюсь сказать тебе правду в лицо! Ты убил моего мужа — убей и меня! Ты сделал их сиротами — (трое ее детей в стороне держатся за руки) — убей и их! Они все равно умрут от голода — без отца, который кормил их!..

Парень швыряет в пыль к ее ногам мешок с деньгами.

— А-а, ты даешь мне деньги? За моего мужа! Мало: мне нужна твоя жизнь!

— Ты получишь ее завтра, — тихо говорит парень.

— Нет, сейчас! Почему не сейчас? Ты не хочешь умирать, ты хочешь жить! — а те, кого ты убил — они не хотели жить?!.

— Я не хочу жить. Потерпи чуть-чуть, — тихо говорит он.

Салун, с которого все началось. В дверях встает парень — шум стихает, все смотрят. Тапер растерянно встает, снимает котелок, кладет его на рояль, кланяется с сигарой в зубах, ничего не соображая от страха и почтения, вынимает сигару, кладет на котелок, снова кланяется. Парень делает разрешающий жест, тапер садится, надевает котелок, играет в бешеном темпе, дым из тлеющей дыры в его котелке — сигара прожгла и провалилась, шум возобновляется.

У стойки:

— Позвольте угостить… за счет заведения, сэр… — бармен льет полный бокал, течет через край.

— Твою щедрость я помню, — парень выплескивает ему в лицо, швыряет бокал не глядя, бармен ловит, утирает лицо, кланяется.

За одним из столиков тот самый джентльмен-шулер банкует в карты. Парень подходит. Шулер спокоен:

— Хотите сыграть, сэр?

— Я однажды уже играл с тобой. Помнишь?..

— Разумеется, сэр. Итак, карту?

— На этот раз сдавать буду я. — Шарах его, тот через голову.

Метелит шулера. Его телохранители хотят вступиться — и летят через столы в нокауте. Тапер бешено играет, дым валит из шляпы.

Шулер делает жест: на балюстраде второго этажа возникают двое с карабинами — два выстрела, и они рушатся вниз, ломая перила; парень, не глядя, сует кольт в кобуру.

Шулер с трудом приподнимается:

— О’кэй: крупную игру лучше вести без свидетелей.

Они поднимаются на второй этаж, заходят в комнату — шулер впереди, делает гибкое движение: со щелчком выскакивает узкое лезвие пружинного ножа. Парень выбивает нож, тот взлетает и падает на постель, в стыке двух кроватей застревая ручкой, лезвие торчит вверх.