Свой ключ от чужой двери

Вдруг раздался звонок в дверь. Он показался мне оглушительным, и я вздрогнул. Галлюцинация? Нет. Звонок раздался снова. И снова. Кого принесла нелегкая в такую погоду? Может, не открывать? А вдруг Анна? Конечно, Анна! Больше некому! Я бросился в прихожую.

Дверь распахнулась, и тут же вспыхнул ослепительный разряд молнии, осветивший высокого человека в блестящей черной одежде до пят, стоявшего на пороге. Голова его показалась мне громадной, как котел, и на ней были рожки. Небольшие острые рожки торчали по обе стороны головы, чуть повыше того места, где полагается быть ушам. Я попятился. Тут же рявкнул чудовищной силы раскат грома прямо мне в ухо, и стало темно, как в преисподней. Сердце мое замерло, потом дернулось раз, другой, напрасно пытаясь восстановить сбитый ритм, в затылке неприятно кольнуло, колени ослабли. Если бы я сохранял способность мыслить образно, я бы сказал: тяжесть предчувствия сковала мои члены. Но я потерял способность мыслить не только образно, но и вообще. Стоял молча, с абсолютно пустой головой. Подозреваю, что у меня был открыт рот.

Добро пожаловать, Ваше Сатанинское Величество!

Я продолжал стоять в середине прихожей как парализованный, в кромешной тьме. Впереди виднелся высокий прямоугольник открытой двери – снаружи было светлее, чем в доме. Человека я больше не видел. Ветер швырял мне в лицо капли холодного дождя. Потом дверь с громким стуком захлопнулась и, казалось, стало еще темнее.

– Где тут у вас свет? – произнес резкий женский голос, и тотчас же вспыхнула люстра.

Передо мной в луже воды стояла высокая женщина в черном блестящем плаще. То, что я принял за рожки, было полями шляпы необычной конструкции из блестящей черной ткани в тон плащу. Даже в дождь шляпа выглядела элегантно. Видимо, была предназначена именно для такой погоды. С длинных мокрых волос женщины текло, макияж размазался, концы желтого шарфа жалко повисли.

– Ну и погодка! – сказала незнакомка. – У вас здесь всегда так? Или это в мою честь?

– Э…э… чем обязан? – проблеял я, приходя в себя.

– Чай, горячий душ и грелку в постель! – приказала женщина, проигнорировав мой вопрос и в упор меня рассматривая. Взгляд у нее был оценивающим и довольно неприятным. «Поворачивайся же!» – услышал я в ее тоне.

– Кто вы? – С гордостью я отметил решительные нотки в своем голосе. – Кто вы, черт возьми, такая?

– Я Мария, сестра Анны, – ответила она, расстегивая пуговицы плаща. – Где эта дура?

Очередной раскат грома как восклицательный знак в конце фразы. Три восклицательных знака!

Глава 15 Дела давно минувших дней

– Зовут меня Разумов Андрей Иванович, живу в Находке, приехал на свадьбу к Стасу Удовиченко, а тут такое… дело закрутилось, в голове не укладывается. И уехать пока нельзя, следствие. Я понимаю, а только… при чем здесь мы? Мы эту Лию и в глаза никогда не видели. Я за Ляльку боюсь, она у меня слабенькая…

У нас со Стасом бизнес был, консервный заводик, коптильня. В последний год мы брали в аренду две шхуны. Нас было трое – Стас Удовиченко, Серега Исаев и я. Мы с Серегой местные, еще пацанами дружили, начали свое дело, а Стас потом прибился. У него размах другой, вы, говорит, слабо крутитесь. Ну, и размахнулся.

Нет, я ничего, никто не виноват, все по-глупому получилось, я его не виню. У нас Самсон крышу держал, местный, сначала ничего, а потом наглеть стал. Я бы дал, чтоб не связываться. И мать говорила – дай, худой мир лучше доброй ссоры. Но Стас уперся, говорит: или мы их, или они нас. На войне как на войне. Вы, говорит, мужики, сядьте и подумайте: или они нас опускают, или как в Америке двести лет назад – за свое с ружьем. Мы с Серегой прикинули, прав вроде Стас. Значит, война.

Было плохо, а стало еще хуже. Я Стаса не виню, он хотел как лучше, но он не наш, мы бы сами как-нибудь договорились. Война так война. Только войны не было, нас сделали, как пацанов. Вскрыли сейф, забрали полмиллиона, и в тот же вечер Серегу убили. Прямо у дома. Из охотничьего ружья. Самсона в городе не было, его боевики – кто где, и все при свидетелях. Милиция особенно не напрягалась. Лучше бы мы заплатили. Как-нибудь утряслось бы. Мать Сереги слегла с сердцем и совсем умом тронулась. Отец у них пропал в море. Сереге тогда было семнадцать, а Ляльке всего четыре года. Дина Владимировна с тех пор как бы не в себе была.