А.З. Эта оккупация хуже, чем кровавая. Даже в человеческом материале вследствие этой оккупации потери неизмеримо больше, чем в кровавую войну. И основная установка – низведение русского населения до уровня второстепенного народа – реализуется.
Называя себя социологом, я имею в виду сочинения определенного рода, как, например, книги «Коммунизм как реальность». Когда меня спрашивают: «Кто вы – писатель, ученый?», я отвечаю: «Никто! Ни то, ни другое, ни третье. Я просто русский человек, волею обстоятельств выброшенный на вершины мировой культуры и каким-то образом это все усвоивший, не думая о том, соответствует это моей натуре или нет. Просто случай». Должен сказать, что в моей жизни ничего не было преднамеренного, я все время был игрушкой каких-то обстоятельств.
Даже мое бегство с Лубянки было случайное. Меня должны были перевезти на квартиру КГБ, чтобы поискать моих сообщников. Вышли мы на улицу из здания на Лубянке – я и мои конвоиры, два молодых офицера. Их позвали зачем-то. Они говорят: «Подожди, мы сейчас придем». А я ушел...
Я стал логиком. Почему? Когда я поступил на философский факультет, меня вытолкнули. Из социологии – в диамат, из диамата вытолкнули: я был аполитичен.
Литература... Как я стал писателем? Правда, я сделал попытку стать писателем в 1946 году. Кстати, я написал тогда повесть о предательстве, она потом вошла в книгу «Нашей юности полет». Тогда это была большая повесть, я показал ее Симонову и еще одному писателю, не буду его называть. Симонов прочитал и сказал: «Вот что, парень, хочешь сохранить голову – уничтожь это. Ты давал ее кому-нибудь читать?» Я сказал: «Я дал такому-то». «Беги немедленно и забери рукопись». Я побежал к этому старому издателю, рукопись лежала на его столе, он только прочитал страниц пятнадцать. Я схватил рукопись, но он уже успел донести. Когда я зашел домой, меня уже ждали... Как появились мои «Зияющие высоты»? В изоляции делал какие-то заметки, выступал с публичными лекциями...
Вся моя жизнь складывалась помимо моей воли. На Запад я не просился – меня выбросили. В аспирантуру не хотел – мне предложили как фронтовику. Докторскую не хотел защищать, кстати сказать, допустил на защиту человек – он был сталинист, марксист заядлый, но старые коммунисты с уважением относились к способностям. Он сказал: «Вот кто должен быть в нашей Российской академии!»
Действительно, от своей натуры никуда не уйти. Но дело вот в чем. Мне уже 72 года, и как ни крути, на многое рассчитывать не приходится. Я русский человек, деятель русской культуры. Возьмите то, что я сделал, и используйте, чтобы это даром не пропало. Есть точки роста.
Как накапливался Запад? Запад нам кажется грандиозным явлением, но все его богатства накапливались много столетий, они берегли точки роста.
Я с первых шагов своей жизни ощущал это: растоптать, не пустить, почему? Я – точка роста, я пробиваю асфальт. Мой пессимизм – социологического, интеллектуального порядка. Я как исследователь не вижу добра, я вижу зло. Будь я помоложе, я бы все отодвинул в сторону и пошел бы другим путем. Как я сказал: «Да, мы разгромлены, поэтому будем пробиваться, пробиваться во что бы то ни стало».
В 38-м, 39-м я пошел против течения. Вот сейчас я очень жалею, что мне 72 года. Если бы мне сегодня было 16–17 лет, я бы сказал себе: «Так как наша страна поругана, изнасилована, убита, именно поэтому я один должен сражаться со всем миром».