Свой — чужой

— Это хорошо. Это — правильно. Война — штука грязная. Поэтому — приказ для всех — а тебе лично я его расшифрую: не пить, не выпивать, меньше курить, после еды вместо кофе — зеленый чай. Вместо тяжестей в зале — бег трусцой по утрам и вечерам, в эфире — молчание, дела привести в порядок, полная светомаскировка, орудия расчехлить. Мы их заманим к реке и накроем пулеметами.

Штукин в полном обалдении переминался с ноги на ногу. Юнгеров тихо засмеялся:

— Валера, ты меня еще плохо знаешь, поэтому не всегда понимаешь, когда я шучу, когда — говорю серьезно, когда — полусерьезно и когда — полушутя. Я не сошел с ума, я сейчас нормальней, чем когда бы то ни было… Да, вот что: твоему оперу из управы — надо дать денег. Пусть дальше старается. Голодный казак — плохой казак.

В глазах Штукина промелькнула какая-то быстрая тень. Он качнул головой и даже чуть шагнул вперед:

— Не надо… Он ведь рассказал мне все это, не зная, где я теперь. Деньги его только испугают.

Александр Сергеевич посмотрел на парня с одобрением:

— Верю! Но все равно при первой же возможности человека надо отблагодарить. Как только представится такой случай — моргнешь. И еще — ему надо помочь в отработке возложенных на него задач. Как только он начнет делать все стремительно и на пять баллов, ему станут поручать все больше и больше. И вскоре перестанут удалять с совещаний для особо посвященных… Что еще для этого требуется? Думай! Ты меня понял?

— Понял.

— Вот и умница. И я тебя понял и услышал. Я тобой доволен, ты все сделал правильно. А сейчас — ступай… Мне еще подумать надо…

Вечером того же дня Юнгеров назначил маленькое оперативное совещание, на которое пригласил Крылова, Ермилова и Дениса. Сухо и без эмоций изложив им то, что рассказал Штукин, Александр Сергеевич спросил мнение полковника об Ильюхине и его людях. Крылов несколько раздражился, когда узнал, что его все-таки обскакали, но сумел перебороть себя и дал самые лестные характеристики возможностей Ильюхина и его команды.

Юнгеров все это выслушал и спросил:

— У кого-нибудь из них можно купить детальную информацию?

— Нет, — сразу, резко и твердо, ответил Крылов.

— Нет вообще или в данном конкретном случае? — встрял Ермилов.

— В данном случае — это категорическое нет. Есть нюансы.

— Весело живете! — сразу поняв что-то для себя, хмыкнул Ермилов. — Ладно, господа, нам бы не мешало подумать, как дальше жить. Как отражать нападения агрессора…

…Они разговаривали долго, несколько часов. Варианты предлагались разные. Но в самом конце, уже окончательно одурев от сигарет, кофе и разговора, слово взял Юнгеров:

— Подводя итоги… Для начала — пожар надо тушить кардинально-глобально, а потом уже отдельные угольки затаптывать. Значит, надо в Москву деньгу засылать — чтобы тот заказ на нас перешибить и чтобы попытаться Гамеру же и прижать — легально и руками государства… Наша задача — четко вычислить, с кем говорить и кому давать. Кто реально сможет решить вопрос!

— Ну, — кивнул Крылов. — Тут кое-какие наметки имеются.

— Нам не наметки нужны, — вздохнул Юнгеров. — Нам уверенность нужна… Помню, в конце восьмидесятых влетел в ментовку мой парень… влетел крепко. Я со следователем и так и сяк, и баксы ему прямо в лапы сую… А он — нет, и все! А потом мне один работник советской торговли дельную вещь посоветовал: дескать, денег должно быть много — по объему, который поразит воображение. То есть — не доллары, а рубли, достоинством по полтиннику. Я доллары поменял — и получилась гора советских денег, которая еле влезла в коробку из-под советского телевизора «Рубин», — помните, были такие самовоспламеняющиеся гробы? Взял я у приятеля в магазине эту упаковочку, да и набил под завязку пачками. Коробка еле в багажник влезла. И поехал я прямо к парадной, где следователь жил. Долго караулил, наконец дождался — идет. Я к нему: «Начальник, не держи зла, смотри!» И показываю ему коробку. Он глянул, я смотрю — есть контакт! А он с юмором был, говорит: «Вес взят!» И потащили мы эту коробку к нему домой на четвертый этаж. А на площадке третьего этажа в коробке дно провалилось — засыпали всю лестницу деньгами! Стремно, собираем их лихорадочно. Да… В общем, через десять дней парень мой — на свободу с чистой совестью. Дело за отсутствием всего, чего надо, было прекращено. Вот такая байка. Понимаете, к чему я это гну?

— А чего ж тут такого военно-морского? — развел руками Ермилов. — Только в этот-то раз короб придется набивать все же зелеными. Ставки другие, да и цены возросли.

— Понятно, — махнул рукой Александр Сергеевич. — На короб я не потяну, а вот коробку из-под «ксерокса» — сдюжу.

— Два миллиона долларов, — быстро сосчитал Ермилов. Фразу эту он сказал таким тоном, каким бы мог произнести приговор: «…к высшей мере социальной защиты».

— Это деньги, — кивнул Юнгеров. — Я понимаю.

— Ты понимаешь?

— Понимаю. На Москве экономия боком выйдет. Так что не будем охать и причитать. Или — или!

— Все правильно, Саша, — согласился Крылов. — С суками надо по-сучьи.

Юнгеров повернулся к Волкову:

— Денис, как чувствуешь, есть в Гамернике стержень?