Свой — чужой

— Помнишь, когда ты сгоряча внедрять его в ментовку надумал? Ну, надумал и надумал, хозяин — барин, тебе же если что втемяшится… Хорошее, кстати, командирское качество — не отказываться от первоначально принятого решения, не метаться и не рыскать… Но имею вопрос: как внедренный? И я не спрашиваю о пользе, которую он вроде как должен приносить на своем месте. Бог с ней, с пользой, понимаю: только-только работать начал, надо оглядеться, все такое прочее. Я не об этом. Я о том, что он ко мне подкатил не с вопросом, а с мнением и требованием! Мол, я знаю плохого человека! Разберитесь немедленно! А я, уважая твое к нему отношение, не могу рявкнуть: «Ты кто, щегол?! Смирно!» Его Штука барчуком назвал? Справедливо! Ты его им и сделал! Только барчуки в общем понимании — они этакие лентяи наглые, а у нас — справедливый такой, ищущий… но все равно — барчук! А нам нужен не ищущий, а рыщущий…

— Все? — вставил наконец вопрос Юнгеров.

Юрий Петрович предпочел вопрос этот не услышать:

— Вспомни метод проверки вертухаями зэков, который ты мне однажды рассказывал… Помнишь, о крытой[124] говорили? Вспомнил? Вот и подумай. И подумай не о сегодняшнем выкрутасе Егора, а о будущем…

Юнгеров вспомнил. Однажды он действительно рассказывал Ермилову про крытки и, смеясь, привел следующий любопытный пример: там, где режим лоб в лоб сталкивается с воровскими законами, все равно остается место контрабандной водке. Как без нее, родимой, сидеть годами? Но места-то там сырые, сумрачные и молчаливые. А потому вертухай, беря от жулика в первый раз деньги на пронос водки, приносит ее не сразу, а сначала переводится на другой пост и ждет с месяц. Чего ждет? Ждет, как зэк себя поведет. Ежели заголосит: «Сука, взял деньгу и кинул!» — то вертухай деньги вернет с извинениями, но никаких дел никогда с этим сидельцем иметь больше не будет. А если бродяга закусит губу и смолчит — то, значит, он надежен и не сдаст…

— Если смолчит, значит, не сдаст, — проговорил это правило вслух Юнгеров.

— Во-во, — кивнул Ермилов, раздавливая окурок в пепельнице. — А то его батя-покойник, Волга, повысил издавна рангом смертью своей, а Егор считает, что его повысили и в тоне голоса.

— Ладно, — согласился, хотя и не очень охотно, Александр Сергеевич. — Согласен. Подождем. Посмотрим, как поведет себя.

Ермилов с ерническим облегчением вздохнул:

— Слава тебе господи, с одним сдюжили.

Юнгеров покосился на Юрия Петровича:

— С одним?.. А второй — кто?

— А второй — Штука, — спокойно ответил Ермилов.

Александр Сергеевич помотал головой:

— Обожди, но ты же сам только что…

Ермилов снова не дал ему договорить:

— Чего бы я резкого ни сказал о Егоре, это не значит, что я этим хвалил Штуку.

— Ну-ну, — Юнгеров закинул ногу на ногу, показывая, что готов слушать.

— А что «ну-ну»? Штука — та еще штучка! За его подвиги его должны постоянно отовсюду гнать…

— Ну так и гнали же! — улыбнулся Александр Сергеевич.

— Угу! — закивал Ермилов. — Гнали. Только странно гнали отовсюду — вроде как почти с повышением. Из разведчиков — в опера. А потом из своих органов выдавили, и он оказался в наших. Потрясающе! Вот он попал-то! Вот парню хуже стало! И не смотри на меня так! Если для тебя такие рассуждения новы или неприятны, то я теряюсь!

— Жду с дрожью вывода, что Штуку внедрили к нам, дабы он испортил тайно водные мотоциклы, — очень серьезно сказал Юнгеров и, не удержавшись, добавил одними только губами: — Подводно-диверсионным способом.

— Не надо, Александр Сергеевич! — вскинулся Ермилов. — Не надо! Я тоже на водиках наяриваю и каждого второго твоего рабочего-молдаванина в застенок пытать не тащу! Не надо! Штукин — это любопытная история. Как быстро он включился в работу! Экий штурманенок!

— Слушай, — устало поинтересовался Александр Сергеевич. — А хорошие люди для тебя есть?

Юрий Николаевич усмехнулся:

— А меня не нехорошие заботят, а непроверенные.

— А честные?

— Абсолютно честен только тот, кому абсолютно нечего присваивать!

Юнгеров вздохнул аж с пристоном:

— Ну что ты хочешь? Проверочные мероприятия Штуке устроить? Зачем? В чем его подозревать? У него в том лифте — ого-го какая проверочка получилась…

Ермилов несогласно скривился:

— Да какая такая проверочка?! Не надо демонизировать… Никакая это не проверка была… Ну не обосрался он, истериковать не стал — и что?.. Это более-менее неплохо о нем как о личности свидетельствует, но никак не о том, что он абсолютно свой… Помнишь, я говорил тебе зимой, что от серьезных людей в Москве была информация о возможном внедрении к нам? С чего ты Егора-то в менты и определил? Так вот — не умерла та тема-то… Не умерла. Я, правда, как ни старался, более конкретной информации получить не смог. Это-то и настораживает…

— И что же ты на Штуку эту тему примериваешь?!

— А что? Вот если без эмоций: ты прикинь, Александр Сергеевич, — ведь после того расстрела, куда парень случайно угодил и случайно выжил, — какая перспектива открывается! Я бы на месте руководства оперуполномоченного Штукина задумался.

Юнгеров сердито встряхнул головой, словно освобождался от гипноза: