Свои

Потом и вовсе кружок при заводском клубе создали, — создать: «За грамотную речь». Там учились не просто читать, а читать вдумчиво, с выражением (как Зинаида Ивановна учила когда-то Полю), разбирали тексты по словам, по предложениям. Книги только из заводской библиотеки брали, дабы избежать возможных недовольств со стороны многочисленных кураторов.

Так сама жизнь подправила выбор Поли, непонятный для Можаевых и даже для нее самой.

А вскоре ни объяснений, ни оправданий не требовалось. В Саратов опять пришел голод. Старики говорили, за «немую» пасху 1930-го расплата: такое празднество для православных! — и без колокольного звона! Не захотели люди восславить Господа, своими силами обойтись решили, — вот ни с чем и остались.

Самым страшным 1931-ый был — год засухи. Речки тогда обмелели, даже рогоз иссох. Где раньше ягоды собирали, даже мха не было. Сушь стояла убийственная, всю-то зелень как раскаленным утюгом выжигало, если где сныть-лебеду найти удавалось, так то за великое счастье было! Муку из перекати-поля толкли. Ремни варили, опилки да хвою настаивали, в ход кора и корни шли. И это в городе. Про деревню и слушать страшно было, до чего там голод людей доводил. И это в деревне-то, на земле!

Не прогадала Зинаида Ивановна, когда уговорила папу Васеньку в Саратов переехать. Не прогадала и Поля со своим выбором. Карточки у нее, конечно, не такими «сытными», как у рабочих доменного цеха были, но вместе с Петей и Данилычем хлеба они получали столько, что всем семейством с голодом кое-как справлялись.

* * *

И только Зинаида Ивановна не выдержала. В 1932-ом умерла. Но тут скорее возраст сказался. Она ведь очень немолодой была, хотя назвать ее ветхой старухой язык бы не повернулся, — такую ясность ума до последнего дня сохранила.

Никаких богатств Зинаида Ивановна не оставила. Не таким человеком была, чтобы в голод о сокровищах печься. Заветная коробка с «семейными архивами»: с Аксиньиной куклой, с гравюрой из типографии Герасима, с несколькими акварелями, перстень, подаренный Николаем Сергеевичем в честь рождения сына, связка нотных листов да еще несколько заветных безделушек — вот, кажется, и все, что осталось домочадцам в наследство.

А еще что-то свое, сокровенное связывалось с Зинаидой Ивановной у каждого из Можаевых.

Петька смог, пережив свои беды, не ожесточиться, не наделать глупостей и уже после гражданской войны закончить транспортный политехникум.

Данилыч… Кто б еще отнесся к нему, как господа Широких? А после революции, после того как их дело прикрыли, разве не Зинаида Ивановна подвела Данилыча к мысли об обучении в подходящем училище, не она ли сделала все, чтоб он мог уже немолодым человеком подготовиться и поступить в топографический техникум. Даже фамилию Можаевых разрешила взять, и теперь он работал в союзной геологической конторе.

Ариша… Несмотря ни на что, она всегда следовала однажды избранным путем. В самое трудное время чудесным образом и благодаря Зинаиде Ивановне появлялись у нее необходимые книги, учебники, программки. И вот теперь, окончив медтехникум, Арина поступила на медицинский факультет университета.

Поля… Поля умудрилась получить неплохое, хотя и смешанное образование (тут и домашние занятия, и школа), а позже могла пребывать в своих рассеянных мыслях о будущем, принимая совершенно неожиданные, хоть и оправданные жизнью, решения. Но главным было даже не это.

Поля ведь не в сказке жила, — знала, сколько нехорошего в жизни творится.

Аришину подругу Леночку перед самым окончанием техникума отчислили без объяснения причин, а на словах дали понять, что все дело в неподходящей биографии. Мало того, обязали все ее семейство на Север переехать. Тогда же Леночка, вместе с отцом и тетей, к Можаевым попрощаться приходила, а Поля причину всех ее прежних печалей узнала. Выяснилось, что все то время, пока Лена в техникуме училась, отец ее в лагере сидел, а дочь с сестрой (с тетей Леночки) его возращения ждали. И вот вернулся, наконец, узник долгожданный, — и можно бы эту страницу перевернуть и в прошлом оставить. Ан-нет, тут-то Леночку и отчислили. Да еще неизвестно куда вместе со всем семейством отправиться приказали. Посидели Можаевы вместе с гостями, погрустили напоследок, а помочь-то и нечем. Так, в расстроенных чувствах и расстались. И только один папа Васенька почему-то уверен был, что все у них хорошо будет.

Товарищ Ванеев после возвращения из экспедиции сначала в немилость властей впал, потом арестован был. Девочки пробовали и насчет его будущего у папы Васеньки вызнать, раз уж предсказатель такой нашелся, но тот кратко ответил: «покаяться бы рабу Божьему да собороваться», а Данилыч метнул на Полю с Аришей такой острый, сердитый взгляд, что больше они ни о ком не выпытывали.

Да что товарищ Ванеев! Того видного большевика, что в Саратове влияние церкви подорвать требовал, — врагом народа объявили и из страны выслали.