Своеволие философии

Различие между присутствием и существованием, вышедшее из знаковой природы, является непреодолимым в любом знаке, оно имманентно самой работе означающего. Интересно, что в Бытии и времени эта проблема появляется, но остается без решения. В книге есть такие слова: «<…> станут возражать, что берется за знак, должно все-таки прежде того само по себе стать доступно и быть схвачено до учреждения знака. Разумеется, оно вообще должно уже каким-то образом быть преднаходимым. Вопросом остается только, как открылось сущее в этой предшествующей встрече, как чистая случающаяся вещь, а не скорее ли как непонятное средство, как подручное, за которое пока не знали “как взяться”, что поэтому еще закрывалось усмотрению»301. Ссылаясь на неких спрашивающих, Хайдеггер говорит о нужности дознакового знания; нам следует обладать неким знанием об объекте, прежде, чем его существование будет захвачено и аннулировано знаком. О каком знании здесь идет речь? Если о знании, существующем до знака, то есть о неком сущем, то оно нам остается недоступным, поскольку ни у нас, ни у него нет способа быть представленным, войти в присутствие, где разворачивается любое знание. Как встретиться с сущим, чье существование есть до знака? На такой феноменологически корректный вопрос Хайдеггер дает простой, если не очевидный ответ: встреча с сущим осуществима с помощью самого же сущего. Другими словами, сущее нам встречается тогда, когда само превращается в знак, когда оно само находит способ нам даться. С этим знаковым сущим нам положено встретиться не ранее, чем мы начнем его использовать, извлекать из сущего его значение. Этим извлечением или, еще лучше, потреблением сущего мы делаем его знаковым, оно превращается в знак в качестве сущего в присутствии. Так можно было бы пояснить хайдеггеровский ответ на вопрос о встрече с сущим. Однако, проблема этим не решается. Данное в знаке сущее, значение которого таким способом проясняется и становится явным, не есть то сущее, которое мы первоначально искали и чье значение нас интересовало. Замкнутый круг, создаваемый знаковой природой, владеет нами, а не мы им. Выход из него совершено не очевиден. Для встречи с сущим, чья данность означивается и этим дается, Хайдеггер изобретает новый онтологический элемент, названный им Dasein302, что на русский язык переведено все тем же словом: присутствие. По признанию самого философа, Dasein располагается в значимости сущего. В § 18 Бытии и времени читаем: «[О]на [значимость] есть то, что составляет структуру мира, того, в чем присутствие (Dasein) как таковое всегда уже есть. <…> Присутствие (Dasein) как таковое есть всегда вот это, с его бытием уже сущностно открыта взаимосвязь подручного – присутствие, поскольку оно есть, всегда уже себя отослало к встречному “миру”, к бытию присутствия сущностно принадлежит эта невозможность-обойтись-без»303. Отсюда следует, что Dasein лежит в значении, в значении того, чему оно дано и что, благодаря принадлежности Dasein, дается нам или выдается как аутентичная ценность. Тот факт, что Dasein «всегда есть» значит лишь одно: бытие сущего раскрывается через свое данное, лежащее в его основании. Это данное, в свою очередь, конституируется как знак, отсылающий к миру и этот мир представляющий. Онтологическая функция Dasein, как это вычитывается у Хайдеггера, состоит в означивании своей изначальной принадлежности к сущности вещей, которые сами не имеют такое «есть», но именно им вещи наделяются данным, делающим их способными к присутствию. При этом, что важно, само Dasein не является частью этого сущего, его принадлежность не является сущностной, то есть не разделяет ее природы. Поэтому, то, каким образом Dasein есть, может быть выяснено только при посредстве знака, – Dasein как знак. И знак как форма Dasein, как его способ. Dasein дается в знаке и им же превращается в фикцию, – будучи данным, Dasein превращается в полностью фиктивную инстанцию. Что касается самого знака, то он имеется только из-за того, что присваивает себе данность присутствия, всегда оставаясь вне ее.