Свод (СИ)

— Казик, кап ти схареу, иди сюди. — Кстати, — удивился Свод, — неужели, для того, чтобы позвать слугу нужно столько слов?

— Нет, Ричи. Достаточно будет просто погромче позвать: «Казик!»

— А что значит: «кап ти схареу, иди сюди»?

— Ну, насколько я понял, дословно это звучит как: «Казік, каб ты згарэў, ідзі сюды».

— Да, мне кажется, именно так.

— В общем, просто зовите его по имени. Всё остальное это ругательство.

— О! — Оживился Свод. — Скажите на милость! И много в мужицком языке ругательств?

— Достаточно, но прошу не забывать, Ричи, что для моих слуг вы пан, а пану не годится сквернословить, впрочем, «каб ты згарэў» ругательство вполне допустимое и раз Казик просил звать его так, значит, подобное обращение его вполне удовлетворяет. Ему, в конце концов, виднее. Главное, чтобы вы не высказали что-нибудь подобное в присутствии достойных людей…

Война наклонился вперёд и поправил сбившуюся подушку:

— Кстати, — вспомнил он что-то, — раз уж мы заговорили о достойных людях... Ведь я позвал вас не для того, чтобы обсуждать ваши разговоры с Казиком. Знаете, мне уже до смерти надоело валяться в постели. И если сегодняшний ужин в роли больного я ещё как-нибудь переживу, то завтракать я намерен в столовой. Более того, к обеду заедет староста с сыном. Нехорошо как-то получается. Пригласил его, а сам раз за разом откладываю встречу. Надеюсь, вы не против?

— Я? — Хитро улыбнулся Свод. — Что вы, как я могу? Я только и жду удобного случая познакомиться со звездочётом…

Война, несмотря на то, что хромал и был бледен, оставаясь верным данному слову, вышел к завтраку в столовую без посторонней помощи. Подкрепился он порядочно, что не могло не указывать на верный путь молодого пана к выздоровлению, однако от предложенной Сводом прогулки в парке отказался, ссылаясь на слабость. Англичанин не сильно упорствовал и вскоре, извинившись перед товарищем, прихватил Казика и отправился на свежий воздух. Слуга был только рад, ведь пытаться обучить заможного пана мужицкому языку куда как приятнее, чем трудиться где-нибудь в конюшне.

Якуб не более получаса отдохнул, а затем вышел в холодный парадный зал и, накинув на плечи тулуп, сел возле одного из окон.

Погода портилась. Ещё с вечера во дворе своевольничал порывистый ветер. Затягивая небо серыми тучами, он злобно завывал в щелях, словно предупреждая людей о приближающемся холоде. Осень окончательно вступала в свои права, грозя частыми погодными капризами. Как говорят в народе: «весна да осень — в день погод восемь».

Любуясь красотой осеннего парка, Война несколько раз замечал прогуливающихся вдалеке англичанина и слугу. Судя по всему, их совсем не пугали резкие порывы холодного ветра. Кто знает, возможно Свод действительно твёрдо решил изучить язык, на котором разговаривали те, кто его окружал. Бедняга. Тяжёлая же ждала его задача, ведь в случае необходимости каждый из них помимо мужицкого языка, мог легко говорить и на польском и на русском…

Так, рассуждая о чём-то ещё, Якуб задремал сидя у окна. Ему снились поля, покрытые золотой стернёй. Какие-то уставшие, грязные люди шли этими полями, а лохматые, большие собаки лаяли на них, стараясь схватить проходящих за ноги…

Дверь в зал скрипнула. Якуб вздрогнул и проснулся. Позади него стоял Антось, панский истопник.

— Паночку, — тихо сказал он, — прыехаў пан Жыковіч з сынам...

— Добра, Антось, — разом стряхнул с себя остатки дрёмы Война, — запрашай пана сюды, а сам хуценька бяжы прыспеш там з абедам. I яшчэ, трэба паклікаць пана Свода, ён дзесьці ў парку, выгульвае нашага Казіка[i]...

— Добра, пане. — Антось поклонился и вышел. Едва Война младший успел подняться и, прихрамывая дойти до двери, как на пороге его парадного зала появился староста пан Жыкович. На широком, красном лице пышущего здоровьем человека сияла улыбка:

— Пан Война! — Пропел он, вкатываясь в зал, словно большая дубовая бочка. — Как ваше здоровье? Бронислава говорила, что сама Климиха вам рану выхаживала? Та стара, — даже не давая Якубу ответить, продолжал пан Станислав, — хорошо знает своё дело, случалось, что и полуживых с того света вытаскивала…

Ошарашенный такой атакой Якуб, не сразу заметил за широкой спиной мельницкого старосты, скромно мявшего в руках шапку, невысокого молодого человека. Жыкович, опомнившись, сделал шаг в сторону и представил зардевшегося от смущения юношу:

— Пан Война, это мой младший сын Франтишек…

Встретившись взглядом с паном Войной, младший Жыкович совсем растерялся, но нужно отдать ему должное, быстро нашёл в себе силы и поклонился…

— Вот, кхе, — откашлялся для важности староста, — как и обещали, приехали проведать. По уму-то, мне бы нужно было пораньше наведаться, да всё, …как-то…

Молодой Война, выслушивая старосту, только махнул рукой:

— Это и хорошо, пан Станислав, что вы раньше не наведались. Я, знаете ли, после той, стычки с разбойниками, был не в себя и вообще никого видеть не хотел.

— Это понятно, — соглашаясь, закивал Жыкович, — любой жизнь невзлюбит, когда вот так как вы попадёт под бандитские стрелы. А как ваш друг, его-то не сильно поранили?

— Он цел…