Свод (СИ)

— Ху. …Такой я дурак, — прогнусавил он. — Как же. Я дал ему понять…, в общем, этот мистер-хлыст не игрок. Так, мелочь. Хотя и старательно вытягивал из меня откровения. — Свод внезапно сбросил с себя пьяную томность, — Якуб, а не причаститься ли нам?

Взгляд в ответ молодого пана говорил сам за себя.

— Понятно, — недовольно принял отказ Ричмонд, — обойдёмся без причастия, как говорится, сначала дело. Так вот, на все его хитрые намёки и доводы я отвечал только то, и вы, Якуб и ваш отец просто души не чаете в прозорливой и мудрой политике Жигимонта второго, так что, думаю, всё в порядке…

А потом я напился. Виной тому окружающее меня болото безделья и лени. Я не привык так жить, Война. Но, слава богу, …слава богу. Теперь у меня есть возможность хоть куда-нибудь выплеснуть то, что во мне накопилось за последнее время. Да, — отвечая на появившийся в глазах товарища вопрос, с нажимом произнёс Свод, — я нашёл себе женщину.

Война даже присвистнул от неожиданности. Быстро переварив услышанное, он глубокомысленно покачал головой и обречённо выдохнул:

— Всё же вы воспользовались моментом, Ричмонд. Боже, бедная девушка, бедные все мы…

— Заметьте, — не дал договорить молодому человеку англичанин, — я ничего не говорил о девушке. Я сказал: «женщину». Так что по этому поводу вы можете быть совершенно спокойны, хотя, не стану скрывать, — Свод простецки поднял вверх брови, — напился-то я как раз из-за тоски по всё той же девушке.

— Час от часу не легче, — чувствуя где-то под сердцем всё более разгорающийся огонь негодования, тихо заметил Якуб. — И кто же та счастливица, что забавляет ваше израненное тело, пока невинная душа английского пирата мается страданиями по другой?

Приосанившийся Свод гордо тряхнул слабо придерживающейся оси равновесия головой, отчего взметнувшиеся вверх его тёмные волосы прилипли к взмокшему лицу:

— Во-первых, — хмурясь от мешающих обзору волос, сдержанно произнёс он, — не стоит мне напоминать о моём прошлом, а во-вторых, благородные люди свои сердечные дела не обсуждают…

Иностранец корчил рожи, силясь таким образом убрать волосы с глаз. Служившие ему упором руки убрать было невозможно. Убери упор и тут же рухнешь на постель, а вот лежать-то Ричи как раз уже и не мог, его начинало мутить.

Якуб недовольно сжал губы. Зрелище представлялось ему весьма жалким.

— Зато, — глядя на потуги англичанина, сдержанно произнёс Война, — я смотрю, благородным людям под стать напиваться? Мне кажется, вы намереваетесь …срыгнуть на пол излишки болтающегося в вас пойла? Нет уж, мистер, увольте меня от этого зрелища. Прощайте. Я пришлю Казика…

С этими словами Якуб покинул комнату. Свод сосредоточенно засопел, выравнивая своё шаткое положение и вскоре, наконец, нормально сел. «Было бы всё так просто…», — вспоминая последние слова Войны, горько произнёс пьяный пират.

Долгие годы ромовой диеты, скрашенной постоянной качкой так закалили его крепкий организм, что выпей он даже стакан настоящей отравы, что, к слову сказать, однажды с ним и случилось, всё равно всё переварится в его здоровом нутре, оставив только головную боль, или, в худшем случае, жуткий утренний понос. Пролетит вся эта гадость по кишкам быстрее картечи, а с утра повиснешь над водой, ухватившись за канат, провисишь так до полудня, под всеобщий гогот команды, пока вся гадость не вывалится в море и всё, словно заново родился.

Что тут душой кривить? Ричи прекрасно понимал, что его плохое состояние сейчас никак не связано с тем, что он осушил этот злосчастный кувшин вина. Было что-то ещё…

О том, что с иностранцем творится что-то неладное, Якубу сообщили уже к полуночи. К тому времени вся замковая прислуга уже толпилась у комнаты Свода. Особо смелые и расторопные успели связать его рушниками, распяв на всю длину постели. Женщины молились в голос, отчего обезумевший пират, бился в связке, словно пойманный в капкан дикий зверь. Изуродованное бешенством лицо Ричмонда было забрызгано жёлтой пеной, а злые, волчьи глаза не видели ничего вокруг. Он так рвался куда-то вверх, что порой казалось, будто его тело зависало в воздухе.

Молодой пан замер. У самой двери, сложив руки в мольбе, так же, как и все присутствующие женщины, стояла Михалина. Ужас, отразившийся в её чёрных глазах, незримым, холодным ветром просочился и в его сердце. Челядь заметила хозяина и оживилась. Откуда ни возьмись, появился Казик:

— Пане! Пане Якуб, — лепетал перепуганный паренёк, разгоняя опускающееся на Войну оцепенение, — трэба бегці за Кліміхай, пана Рычманда нячысцікі дзяруць![i]

Война с трудом оторвал взгляд от беснующегося Свода:

— Бяжы, — коротко ответил он, приходя в себя, — хуценька[ii]бяжы, бо будзе бяда!