Свод небес

Ответ на вопрос об отце Филиппа являлся для Марфы в некоторой степени затруднительным – за три года жизни с мужем Марфа видела Илью Катрича всего два или три раза, при том что жили родители Филиппа не в каком-то другом городе, а в самой Москве. Насколько Марфа знала, у Филиппа с отцом были сложные отношения, – Филипп уважал отца, горного инженера, который всю свою жизнь занимался разработкой угольных месторождений и проектированием угольных тоннелей и шахт, и любил его той машинальной любовью, которой все дети при любых обстоятельствах любят своих родителей. В чем же заключалась сложность отношений между отцом и сыном, стороннему наблюдателю трудно было определить, а сам Филипп, говоря об отце, никогда не выказывал хотя бы малой доли неуважения или какой-то обиды по отношению к нему. Марфа слышала из уст мужа исключительно положительные характеристики его матери и отца и всегда считала свекра человеком недюжинного ума и силы духа, а свекровь – образцом мудрой жены и терпеливой матери, и если не любила их (по причине редких встреч и собственной рефлекторной бесстрастности), то уважала обоих.

Илья Катрич был человеком сдержанным, немногословным, с суровым, сосредоточенным, будто в застывшей на нем когда-то маске задумчивости, лицом. Говорил он кратко, спокойно, сухо, а глаза его выражали совершенную определенность и четкость его мысли, однако губы его, единственно подвижные на состарившемся уже лице (в две тысячи четырнадцатом году Илье Дмитриевичу исполнилось шестьдесят семь лет), придавали выражению его то оттенок настойчивого упрямства, то одобрительного согласия, то невозмутимого довольства. Илья Дмитриевич был человеком горделивой осанки, прямого взгляда и краткости, но твердости выражений, однако к сыну он относился с тем трепетом и вниманием, которые мгновенно стирали с его сухого и упрямого лица всякие оттенки невозмутимой одобрительности. Казалось, Илья Катрич готов был исполнить любую просьбу своего сына, однако Филипп никогда не отвечал на трепетный взгляд отца готовностью внимать его отцовским ласкам, – в те разы, когда Марфа видела Илью Дмитриевича и могла наблюдать общение его с сыном, она замечала в Филиппе некую отстраненность по отношению к отцу, будто он хотел избежать этих проявлений отцовской ласковости и внимания. А Илья Дмитриевич будто вовсе не замечал этой отчужденности сына, воспринимая его сдержанность и даже, в некоторых случаях, неприветливость как должное.

Мать же Филиппа, Айсель, черноволосая, с такими же, как у сына, чуть раскосыми черными глазами, еще красивая женщина пятидесяти шести лет, была обладательницей мягкого, но твердого характера и веселого нрава, который делал их семью в глазах других благополучной и по-тихому счастливой.

Айсель родилась и выросла в Казахстане, где, будучи восемнадцатилетней девушкой, познакомилась с молодым инженером казахстанской угольной шахты, Ильей Катричем, направленным за пять лет до этого, по окончании шахтостроительного факультета петербургского института, практиковаться в Казахстан. Упрямый, напористый, трудолюбивый, уверенный в себе, Илья Катрич быстро освоил горное дело и завоевал доверие руководства шахты. В тридцать лет он стал главным инженером угольной шахты, в которой в общей сложности проработал около десяти лет. Затем семья Катричей, в которой уже рос годовалый Филипп, переехала сначала в Красноярский край, где Катрич-старший долгое время работал техническим директором в том самом «Шахтстройпроме», а потом в Кемеровскую область, где Илья Дмитриевич, устроившись в шахтостроительную компанию, стал разрабатывать проекты строительства новых шахт. В Москву Катричи приехали только в две тысячи девятом году вслед за сыном, который учился здесь, а теперь и работал.

За сорок лет Илья Дмитриевич Катрич успешно реализовал значительную часть своего неисчерпаемого потенциала, считал себя человеком, состоявшимся в этой жизни, небезуспешным, и оттого был несколько горделив и требователен. Вопреки примеру отца, Филипп не стал продолжать династию горных инженеров и поступил на инженерно-архитектурный факультет университета. Илья Дмитриевич гордился и собой, и сыном, успехи которого менее радовали самого Филиппа, нежели восторгали Катрича-старшего.

Как оказалось, Елен Бектуров в девяностые годы занимал должность директора одной из построенных при участии Катрича угольных шахт, и между ними сложились приятельские отношения. К тому же Бектуров знал и семью Айсель. Таким образом, складывалась довольно приятная и располагающая картина дружеских отношений между людьми, отделенными друг от друга десятками километров и сохраняющими даже по прошествии большого количества времени теплые друг к другу чувства.

Марфа не стала вдаваться в подробности редких встреч сына и отца, а тем более – снохи со свекром, и потому ограничилась коротким и тихим ответом, содержащим в себе уверение, что Илья Дмитриевич живет хорошо, здравствует. Бектуров был этим ответом вполне удовлетворен.