— И началась совсем другая жизнь.
— Это была хорошая жизнь. Это были самые лучшие годы, здоровье позволяло много пить, были деньги за концерты кавээновские, мы были авторами многих кавээнских команд. Меня Гарик Мартиросян в Москву перетащил, и не было никакой ответственности, что самое главное. А что может быть лучше, когда у тебя много денег, много свободного времени и мало ответственности? Я не знаю, что может быть лучше.
— Ну и плюс было дело, которым нравится заниматься, что немаловажно.
— Да, конечно. Была еще молодость, и я не был настолько сконцентрирован на деле. Такой, знаешь, забег на короткие дистанции. То есть ты напрягаешься два месяца, делаешь кавээновскую игру, после игры выдыхаешь — два месяца веселишься, ездишь на какие-то концерты, а концерты — не работа, когда ты молодой.
— А в какой момент началась взрослая жизнь?
— Когда я начал на ТНТ работать, когда «Нашу Рашу» начал делать. Конечно, до этого я нес ответственность за нашу команду КВН, я же был капитаном. А кроме того, у меня была маленькая черная сумка, в которой лежали паспорта всей команды, деньги, потому что я был еще и директором. В каких местах я только не бывал, не знаю, как я ухитрился ничего не потерять. Прежде чем заснуть, в любом непотребном состоянии я должен был крепко сжать в руках эту сумку. (Улыбается.) Так что я вел себя безответственно, но при этом был ответственный.
— Хорошо, Семён. Из всех ипостасей — сценарист, продюсер, актер, — что тебе ближе?
— Я не актер. Я больше всего люблю песни. Придумал песню, взял гитару, пошел и спел — ты сам за себя, без посредников, как, скажем, в кино, где ты не можешь всё и всех контролировать постоянно. Твою песню тебе никто не подпортит, у тебя прямой контакт с аудиторией.
— И это счастливая история: всё в радости, без жестких мучений. Так?
— Нет, я всё делаю через боль. Я не могу через радость всё делать, понимаешь? Я, конечно, на позитиве, позитив нужен, какая-то вспышка вдохновения, а всё остальное — 80 процентов примерно — это, конечно, боль, усилие, трудозатраты, переживания. Может, это еврейское качество такое, не знаю. Боль всегда с нами.
— Ты такой меланхолик, когда поешь свои песни. Это маска или характер?
— Это то, как мне комфортно общаться с людьми. Мне в свое время говорили, мол, что ты такой вялый, будь энергичным. Я пытался быть энергичным на сцене, в КВНе, но это было отвратительно, потому что это не моя энергетика. Я же не Андрей Миронов, — почему я должен пытаться красиво петь и танцевать, быть задорным, хохотать и так далее? Я такой, какой есть, такой нелепый, двухметровый человек, тогда еще с нелепой прической, сейчас вот с нелепым ее отсутствием, с оттопыренным ухом. Вот такой я человек. Несуразный. Ну и пусть меня воспринимают как этого несуразного, а меня так и воспринимают. Когда лысеть начал в 2010 году, лысину какой-то черной штучкой засыпал. Потом в какой-то момент мне это стало противно, она всё равно разрастается всё больше и больше, этой присыпкой проблему не решить. Я подумал, да и черт с ним, буду я лысым. Надо пытаться любить себя таким, какой ты есть, может даже не любить, а как минимум принимать.
— А фирменная небритость — от лени?
— Я всегда ненавидел бриться, у меня лоснящаяся морда, и бритый я становлюсь похожим на поросеночка. Но Светлана Анатольевна, жена Александра Васильевича Маслякова, заставляла нас быть аккуратненькими, чистыми. Мы и так были провинциального вида ребятами в разных носках. Это я сейчас еще бритый, побрился к нашему с тобой интервью. А так, находясь в съемочном процессе, в процессе монтажа, я становлюсь косматой такой обезьяной, с кусочками пищи, которая застревает в бороде.
— Вот ты говоришь: надо любить себя. А случалось, когда ты был отвратителен сам себе?
— Конечно, да и сейчас у меня проблемы с этим. Я тут ходил, с психологом разговаривал, он говорит, что у меня проблемы с самооценкой. А мне кажется, что я себя достаточно высоко оцениваю. На что он спросил: а ты себя любишь? И тут я понял, что нет, не люблю. Я очень строг к самому себе, мне редко нравится то, что я делаю.
— А что мешает двигаться дальше, — я имею в виду повышение самооценки?
— Я двигаюсь, мне ничего не мешает. Просто кто-то двигается с помощью того, что он говорит себе, какой он замечательный, кто-то, наоборот, — за счет самобичевания. У меня как-то коктейль из этого. Когда что-то получается, я говорю: «Молодец, Семён». (Улыбается.)