Свободный полет. Беседы и эссе

— А у меня самой были другие эмоции. Вот я рыдаю на сцене, а внутри пустота полная. Выхолощенность. Я это прямо отчетливо почувствовала однажды. И поняла, что пришла в точку невозврата, когда мне буквально стало стыдно за то, что я делаю. Я обманываю себя, свою природу, зрителей, и вообще всё это ужас какой-то. Как быть? И так получилось, что как раз в то время я познакомилась с Костей Богомоловым, и через некоторое время мы стали вместе работать. Он предложил какой-то совсем иной способ существования в профессии, вообще что-то кардинально другое. Я не понимала, что это. Но я интуитивно чувствовала, что так мне явно лучше. Сейчас уже через десять лет нашей совместной работы и его бесконечного прессинга, тренинга, обучения, похвалы, еще чего-то я, наконец, начинаю видеть результаты, которых я бы никогда в жизни, ни при каких других обстоятельствах не добилась бы. И сейчас, благодаря Косте в большей степени, я являюсь тем, что представляю собой в профессии.

— А как папа, Юрий Мороз, относится к твоим актерским экспериментам?

— У нас с папой немножко разошлись взгляды. Он в хорошем смысле консервативен в профессии и тяжело принимает современный театр и современную манеру существования артистов. И уж он никак не ожидал, что я вдруг окажусь в этой обойме. (Улыбается.) Ему это сложно, мне кажется, принять. То есть он как бы отдает должное, что это мой путь, но всё равно каждый раз после премьеры пытается меня переубедить: мол, это не тот путь, которым должен идти артист.

— Ну что ж, творческие споры в семье — дело тонкое… Теперь о другом. Однажды в программе «Кто там…» я делал сюжет о твоем увлечении: ты лепила из муки потрясающие куклы, у каждой из них считывался характер, своя судьба. Такая кропотливая работа, которая требует особой концентрации. Ты очень талантлива в этом своем увлечении.

— Спасибо, Вадик. Знаешь, я хотела заниматься мультипликацией, но рисовала всегда очень плохо. А лепить у меня получалось. На занятиях в студии при ВГИКе мы лепили фигурки кукол. И выяснилось, что у меня к этому есть какая-то склонность. Я начала делать эти куклы уже для себя.

— Ты лепишь странных героев, некрасивых, даже уродливых, в стиле Брейгеля или Гофмана, и в этом есть какая-то своя эстетическая красота.

— Ну да, такие персонажи-уродцы — с большими ртами, большими носами. Если бы я стала аниматором, то рисовала бы таких гоблинов немножко. Это же как в актерской профессии: интереснее играть характерные роли, чем лирические. Здесь то же самое — идет какое-то подключение, и руки уже сами начинают лепить.

— Куклы еще не вытесняют тебя из квартиры? Их же великое множество. Хорошо помню твою старуху Изергиль, Сальватора Дали, балерину, ангела… Все они фактурные и очень экспрессивные.

— Сейчас мои куклы живут у папы за городом, потому что я уже два года нахожусь в состоянии переезда. Стоят на полочках, отлично себя чувствуют. Кстати, ангел с голубыми крыльями снимался у папы в «Каменской», он его очень любит.

— Продолжаешь лепить?

— Пока нет. Если я вновь сяду и стану делать куклы, у меня, конечно, всё получится. Но просто времени не хватает.

— К вопросу о времени. Ты, конечно, такая ускользающая натура. Как тебе не позвоню, слышу в телефоне: «я в аэропорту, взлетаю» или «я в Берлине, через 5 минут начнется спектакль, а через 4 часа вылетаю обратно в Москву». Такая лягушка-путешественница.

— Ну а как иначе? Я летала в Берлин послушать оперу в постановке Мити Чернякова, был всего один свободный день. Слушай, ну невозможно только работать, во-первых. Во-вторых, у меня есть ребенок, которому надо посвящать время независимо от того, есть оно у тебя или нет. Мы с Аней тоже много путешествуем вдвоем.

— Смотрю на тебя и восхищаюсь! Тебе так идет эта короткая стрижка. И потрясающей красоты зеленое платье. Такой элегантный шик.