Свободный полет. Беседы и эссе

— А как возникла политология?

— У меня просто повышенное чувство справедливости. Я хотела повысить пенсии, раздавать старикам еду… У меня были детские фантазии в голове, мне казалось, что всё это легко, что надо просто прийти и объяснить. Я пришла учиться на первый курс и вскоре поняла, что не согласна с педагогами по многим позициям. Я вскакивала с парты и начинала ругаться с преподавателями, — это в 17 лет! К счастью, эта моя история быстро закончилась.

— И все-таки зачем нужны были эти телодвижения, когда с тобой и так всё было понятно? Ты же актриса до мозга костей.

— Это были по большей части неосознанные действия. Всё, что я знала о себе, — это то, что я не хочу связывать свою жизнь с математикой. Понимаешь, это очень странно, но я никогда не думала, что вообще в эту область актерскую зайду, она для меня не была какой-то особенной и волшебной, потому что я всё знала изнутри. Я очень много времени проводила в Малом драматическом театре, где мама работает. И мне посчастливилось ребенком увидеть мир, потому что мама гастролировала с театром и часто брала меня с собой. Я была в Австралии, я была в Северной Америке, мы месяц гастролировали по Англии. Как-то в Австралии, Сиднее, была такая история. Я смотрю «Дядю Ваню», наверное, двадцать четвертый раз, потом подхожу к Льву Абрамовичу Додину и говорю: «Лев Абрамович, ну посмотрите, этот актер сегодня не в форме. Вот вчера на репетиции было намного лучше». А мне было тогда лет 12. (Улыбается.) Я, конечно, не понимала тогда масштаба личности Додина. Для меня это был мамин режиссер, и всё. Поэтому я считала возможным вот так просто подойти к нему и что-то сказать… В детстве в актерскую сторону я никаких шагов делать не собиралась. А когда заканчивала школу, у меня появились страхи, я абсолютно не понимала, кем хочу быть.

— А как появилась уверенность?

— Все произошло достаточно случайно. Мама снималась в Эстонии и просила меня к ней приехать. А я не хотела этого абсолютно, потому что у меня была первая любовь, мне хотелось гулять по Петербургу, мамы нет, отлично, значит, свобода. Но мама меня буквально заставила поехать к ней. Правда, меня не пропустили на границе, потому что не было какого-то документа от папы. Я там долго просидела, меня отправили обратно. Счастливая, звоню: «Всё, до свидания». А мама отвечает: нет не всё, документы сделаем. Я поехала во второй раз. Опять та же картина — опять не пропускают. И мама за мной отправилась на машине (а это четыре часа езды от места маминых съемок), чтобы меня наконец-то забрать. В результате я неожиданно получаю эпизодическую роль в этом фильме. Потом я вернулась в Питер, уже обо всем забыла. И вдруг через месяц звонит режиссер: «Ты должна сыграть главную роль». Оказывается, девочка, которая там снималась, решила уехать в Лондон, потому что собиралась стать моделью, и нужно было всё переснимать заново. А режиссеру понравился мой эпизод. И дальше началось. Это были шесть месяцев какого-то фантастического удовольствия. В перерывах я ещё ездила в автобусе между Эстонией и Петербургом, между Таллином и Петербургом, чтобы учиться на политолога. В какой-то момент я отчётливо поняла, что вот тут я счастлива, а здесь нет. И я покинула институт.

— Твоя мама — большая актриса и чуткая женщина. Как она тебя направляла?

— Мама, конечно, всегда была готова помочь мне и дать совет, но я должна была сама понять, чего хочу. Надо признать, что из-за мамы у меня всегда был этот комплекс детский. В школе, помню, ходила курить с девочками. Их выгоняли из школы, а мне говорили: «Ай-ай-ай, Аглая, у нас твоя мама училась, ты должна лучше себя вести». В какой-то момент мы даже решили поменять школу, чтобы избежать предвзятого отношения. У меня были какие-то дикие проблемы с самооценкой, начиная с того, что мне не нравилась моя внешность: кудрявые волосы, голубые глаза… Мне казалось, что я людям не интересна сама по себе. Я мамой очень гордилась всегда. Но были моменты… Я лет в тринадцать загуляла с уличной компанией — прогуливала репетиторов, врала дома. Но было и другое. Например, я гуляла с ребятами, и мы общались нормально. А потом они приходили ко мне домой, мама открывала дверь, и я видела, как люди меняются. Они начинали заискивать перед мамой. Мне становилось так противно. И я говорила: «Всё, ребята, уходите». Были периоды, когда трудно было всем. Но мне кажется, это нормальный этап взросления, поиска себя. Мы смогли пройти этот период всей семьей и не потеряли наши отношения. На самом деле у меня в детстве было очень много занятий: балет, музыкальная школа, рисование, иностранные языки. Я была почти всё время занята. Наверное, поэтому в какой-то момент взбунтовалась и ушла во двор. Зато многие в восемнадцать лет только начинают тусить, а я в шестнадцать сказала: «Я всё, ребята». (Смеется.)