Свободный полет. Беседы и эссе

— А мне кажется, в «Крейцеровой сонате» — вышак актерского мастерства. Человек едет в поезде. Трясущийся вагончик, огромные монологи, и всё на крупном плане. Герой убил жену и не знает, что ему делать. Но он чувствует потребность высказаться, и его высказывания просто прожигают экран. Я люблю драму как жанр. И в этой картине драма такая сконцентрированная!

— Ты сам недавно снялся в драме — в картине «Завод» Юрия Быкова.

— Я давно хотел поработать с Быковым. Его фильмы мне нравятся своей суровостью, брутальностью, абсолютно пацанскими отношениями. Свой образ я черпал из того, что вижу вокруг. А еще смотрел на деда — в фильме «Влюблён по собственному желанию», он играл там сварщика на заводе. У его героя — постоянный внутренний монолог, и меня это тоже вдохновляло. Мне свойственно самокопание. Я не люблю, например, смотреть на себя на экране, потому что я всегда начинаю думать: зачем я так сел, почему говорю о том-то в такой позиции и так далее.

— Ну, тебе есть в кого быть таким самоедом! Твои родители — идеальный в этом отношении пример. Хотя, когда Филипп был в твоем возрасте, ему это не было, мне кажется, присуще.

— Возможно. Но это же такая психологическая перестройка, которая была у деда, у папы, у меня, — и возраст здесь ни при чем. Я с детства такой самоед. И я берусь за ту или иную роль не для того, чтобы где-то помелькать и чтобы меня увидели, а потому что мне надо разобраться с самим собой — мне, Ване, разобраться со своими проблемами. Если я в жизни слаб, не уверен в себе и чего-то боюсь, то через роль я могу стать сильным в какой-то теме, — вот тогда это работает для меня. В моем устройстве, механизме только это имеет смысл. Для меня не имеет смысл всё остальное, что сопутствует профессии. Меня волнует только сама профессия, ее суть, и как это связано лично с тобой. Конечно, так было не всегда. Сначала было разветвленное сознание, скажем так. Но потом, когда я понял, что хочу этим заниматься серьезно, у меня произошло такое структурирование внутри самого себя.

— А ты всегда чувствуешь, где ты слаб и чего тебе не хватает?

— Конечно. Ну смотрите. Я занимаюсь боевыми искусствами, уже года два-три. Бокс, тайский бокс. Почему я стал этим заниматься? Я боялся боли, именно физической боли. Поэтому я решил пойти прямо «в боль», в эпицентр ее, чтобы прям было больно по-настоящему. Ведь можно что-то признать, но гораздо сложнее сделать шаг. Я могу признать, что в чем-то неправ, это нормально. И это классно, ведь есть люди, которые до последнего такие…

— …Супермены?

— Да. Мол, все-все нормально. Например, уже трое говорят, что ты пьян, уже четверо, шестеро, а ты утверждаешь, что трезвый…

— Ну и что с болью? Страх исчез?

— Через какое-то время исчез.

— А какие еще страхи ты хочешь преодолеть?

— Какие еще?.. Вот так сразу не скажу вам сейчас.

— Тогда я тебе скажу. Я наблюдаю за тобой уже давно. У тебя за спиной такая счастливая подушка любви, — я имею в виду твою семью. Откуда в тебе закрытость? Закрытость от мира?

— Я вам расскажу. В принципе, мое детство было не совсем таким, как вы его себе представляете. То есть если вы думаете, что я действительно жил на розовых подушках и вокруг меня были слоники, зайчики, белочки и собачки с котиками, то это не так. У меня достаточно боевое было детство. Например, однажды за какие-то свои проказни я был заперт в своей комнате на целый год.

— Это как?!

— Была школа, шестой или седьмой класс, уже не помню. Остальное время я проводил в своей комнате. Правило было простое: в девять утра школа, в два часа дня — возвращение домой. С трех часов надо было делать уроки, а в девять вечера — ложиться спать. И так на протяжении года.

— Но так можно было озлобиться и все начать воспринимать только в негативном свете.

— Ну послушайте, Вадим, что я делал. Не могу сказать, что я отличался хорошим обучением в школе и что меня интересовал сильно какой-то предмет, кроме физкультуры. Физкультуру я, действительно, любил, — мы играли в баскетбол, футбол, это я до сих пор люблю. Так вот утром я заходил в «Союзпечать» напротив дома, покупал газету «Спорт-экспресс» и брал ее с собой в школу. Она пахла вкусно, эта газета, запах был потрясающий. Я ее нюхал, прятал в рюкзак и шел в школу. После того, как дома я делал уроки, эта газета была моей единственной отдушиной. И так целый год я сидел у кровати, на полу, и изучал «Спорт-экспресс».