— Как, как ты сказал? «Пока»? Да-да, я уже давно знаю: у тебя, кроме «пока», ничего нет за душой! Ну что поделаешь?! Все равно мои чувства не изменились. Какими были, такими и остались!
Он бы и не поверил, будто так может быть, но тут его убедила мама. Уже почти покойница, она глубоко вздохнула, вздохнув, подтвердила: «Может быть, сынок, может! Я не с чужих слов, я по себе знаю!»
Так и есть: в жизни Нелепина были и навсегда остались две необыкновенные женщины — мама с приятным альтом и неповторимое меццо-сопрано.
Приемная комиссия
День был на полдень — в заведенном порядке шел от первой ко второй своей половине.
14 июля было, год 1995-й. Национальный праздник Франции — день взятия Бастилии, 206-я годовщина.
На Октябрьской площади слышалась бравурная музыка. Стоя на солидном пьедестале, солидный Ленин слышал французскую революцию, одна рука в кармане, другая — в небольшом размахе, правая пола демисезонного пальтишка развевается — Ленин, оказывается, не стоял, он шел: «так держать!» Музыку он слушал на ходу.
Музыка на площадь Великого Октября доносилась с подворья французского посольства, из сквера при новом не очень, а все-таки замысловатом посольском здании красного кирпича. Там шел большой прием.
Прием кончался, публика, неплохо выпившая, неплохо закусившая, довольная, рассаживалась в машины — преимущественно служебные, а также своим ходом двигалась в сторону метро.
Нелепин, проходя мимо посольства, в эту публику вклинился и слышал разговоры о том о сем, о делах домашних, затем о делах служебных. О приеме как таковом говорилось меньше всего — было, прошло, тотчас за воротами посольства забылось.
И только один разговор привлек внимание Нелепина: солидный, с брюшком мужчина объяснял своей еще юной и раскрасневшейся спутнице:
— Ты не думай, Юленька, что у них там, во Франции, было что-то серьезное. Да что там, на этой самой на площади Бастилии, вот этими я видел глазами? Там колонна стоит на месте крепости, а площадь — переплюнуть, меньше вот этой нашей, Октябрьской… А еще я скажу тебе…
— А мартини у них хорошее! — сказала спутница. — Настоящее, французское. У нас сорок три тысячи за бутылку.
— Хорошее. И не французское, а итальянское. А еще я скажу тебе… — продолжал человек с брюшком, и Нелепину стало интересно, что этот человек скажет еще, и он пошел рядом — и не ошибся.
—…какая это революция — игрушки! Убили-то при взятии Бастилии не то четырнадцать, не то восемнадцать человек. Вот у нас — это да! У нас историкам действительно есть чем заняться… — говорил человек с брюшком.
— Пирожки были очень хорошие. Домашней выпечки, что ли…
—…читаешь и диву даешься: «После многочасовой осады крепость сдалась». Поняла или нет: после многочасовой?! И это называется Великой революцией? Смех один! Сравни: у нас после многолетней…
—…очень хороший был изюм…
—…многочасовой! А пять лет гражданской войны — не хотите? Нет уж, куда им!.. У них своего и настоящего Ильича и то не выдвинулось. Ну, были, конечно, деятели, Робеспьер был, Марат был, Дантон — они, конечно, друг дружку прикончили, ну и — что? Ну, если уж праздновать ничего другого нет, отмечают и это. Отмечать все равно надо.
—…хорошо отмечают.
—…приятно… А еще я скажу тебе…
Тут Нелепин сбился с ноги, оказался где-то в стороне и уже вошел было в вестибюль метро «Октябрьской» кольцевой, как заметил объявление: «Приемная комиссия Института стали и сплавов». Стрелка изображена в направлении приемной.
«Приемная! Комиссия!» Выбор молодыми людьми, юношами и девушками, своего будущего! Выбор, а не что-то другое!
Нелепин напал на след!
Отзвуки французской революции, монументальный на монументе Ленин в окружении рабоче-крестьянских штыков, площадь Октября с современным зданием Министерства внутренних дел, не менее, если не более современные торговые ларьки и лоточники по обе стороны входа в метро «Октябрьская» кольцевая — все вмиг оказалось не более чем атрибутами того выбора, который совершают в эти минуты молодые люди в приемной комиссии Института стали и сплавов. А каждый выбор — это сюжет! Может быть, заключительный для Нелепина: нельзя же ему все свои портфели, папки и свою голову набивать и набивать сюжетами текущих дней? Чтобы выбрать, нужно остановиться. Нелепин — не Ленин, у него нет умения выбирать с ходу.
По указанию стрелок, небрежно начертанных на картонных и бумажных клочках, он двинулся во двор Института стали и сплавов. Во дворе было старенькое здание, небольшое и перестроечно-подновленное желтым и белым, как бы под цвет помещичьей усадьбы, был какой-то, кажется, банк, закрытый на обеденный перерыв, со средней по численности и по длине очередью клиентов, ожидавших конца перерыва. Все больше старички со старушками, уже сделавшими выбор банка, — скорее всего, печальный выбор.