Снова стал метить, она попробовала елозить, но я уже знал, что делать. Сильный укус в подбородок, и она подчинила свою сумасшедшую, мятущуюся, мятежную, беспокойную задницу, приказам мозга. Нишкни, велела она заднице и та затихла, лишь иногда всхрапывая и кося своим глазом циклопа.
Я наточил бревно, закалил его в огне, и вонзил.
Она заорала, как, должно быть, орал этот сказочный великан, когда обнаружил в голове горящее копье. С той лишь разницей, что Лиду копье пронзило сзади. Было очень громко, мне пришлось навалиться на ее рот своей грудью.
Она замычала что-то, я не ослабевал давления. Лишь минуту спустя я дал ей вдохнуть.
Она заплакала и стала вылизывать мою грудь, в то время, как я продолжил пробиваться в ее заднице. И если сначала я был осторожен и предусмотрителен – когда первая часть пройдена, можно позволить себе побыть великодушным, ведь рыба на крючке и уже никогда не сорвется, – то потом перестал.
От каждого моего толчка, – пока я не вошел полностью, – она начинала плакать еще горше, и не останавливаясь, лизала мне грудь.
Мне пришлось думать о чем-то, чтобы не кончить сразу. Зато когда я забил сваи полностью, наш с ней дом на берегу залива вырос на удивление крепким, на удивление стройным, на удивление счастливым, на удивление рыбам, кораллам, небу и золотистому песку, нежным креветкам с розовым мясцом трясущихся слюнявых половых губ, беззащитных десен, – на которых кровь пузырилась, вперемешку со слюнями, – на удивление всем самым красивым лагунам мира, неотличимым… которые кочуют из одного рекламного проспекта в другой, меняя лишь названия и географические названия. Я вышел из хижины, скрипнул дверью, и, не оглядываясь, счастливый, пошлепал по песку, зашел в воду, и, окруженный стайками диковинным рыбок, выгреб на своей доске в море, где оседлал волну. Она подняла меня над миром, и, играя на пеной, как белыми девичьими ногами, понесла меня наверх.
К небу. Шшшшшшш, шипела волна.
Я ничего не сказал. Ведь, чтобы я не сказал, все было бы не то. За исключением того, что я действительно трахал ее в задницу.
Но это и так было понятно.
Я рывком поднялся с нее и успел выпрямить руки.
Завис над ней, как американский «морской котик» – над плацем, где бедолаги из казарм делают 179—е отжимание за утро.
Она, оттопырив нижнюю губу, с растрёпанными волосами – сейчас она была похожа на выпускницу филфака, которая устроилась в картотеку института, да и просидела там лет 30, – приподнялась на локтях и глянула вниз.
Пришлось приложить палец ей к губам. Она поняла правильно и замерла, внимательно разглядывая.
Мы фыркнули. Я видел, как она улыбается и понял, что мы делаем это синхронно.