Я прижал ее голову своей левой рукой и не очень уверенно – мы с Алисой делали это все реже, – поцеловал. Она закрыла глаза, я, подумав, тоже.
Некоторое время мы так целовались с закрытыми глазами, сидя на кровати, голые, не двигаясь.
Почему-то я представил нас на поле одуванчиков, не желтых, а уже увядших, ощетинившихся белыми пушинками. Вдалеке раздавались крики играющих детей, шум реки, шлепки по мячу, которым перебрасываются отдыхающие, скрип старого велосипеда…
Первые метры на велосипеде после долгой паузы.
Вот что был наш поцелуй.
Потом тело вспомнило все, что должно было помнить, и земля понеслась под колесами все быстрее и быстрее. Завертелась просто. Очнулся я, когда уже упал на кровать, а она торопливо залезала, закинув на меня ногу. Но еще до того, как уселась, уже почувствовала и уронила голову мне на грудь. Я схватил Лиду за бедра и натащил на себя до конца. Ей пришлось отталкиваться, но я был настойчив.
Вместо ответа я схватил Лиду за волосы сзади и оторвал лицо от своей груди. Отодвигая сверху, притиснулся снизу. Она зашипела еще громче. Я перевернул ее, схватил левой рукой за ягодицы, запустил кисть между ними, и вцепился двумя пальцами ей в зад, прибивая сверху членом. Правую руку запустил под спину и прижал к себе так крепко, что несколько раз она постукивала мне по плечу, как сдавшийся борец.
Но как и всякий победитель за пару секунд до свистка судьи, я боялся упустить победу.
И, все еще не веря в выигрыш, лишь усиливал давление. Лишь когда я уже был уверен в том, что покорил все сантиметры, то отпустил Лиду и поднялся над ней на руках. Она испустила глубокий вздох-стон – в себя, потому что едва не задохнулась, – прикоснулась кончиками пальцев к моей груди.
Сверху мы выглядели статичными, хотя внизу творилось черт знает что. Алиса бы к этому моменту уже пошла пятнами, орала, пыталась бы меня укусить, или постаралась обнять. У Лиды даже дыхание не участилось. Она лишь прислонила ко мне свою голову, – головку голубки с веточкой доброй вести в клюве – и словно прислушалась к тому, что работало внутри меня. В механизме, который выколачивал ее безжалостно, и словно наизнанку пытался вывернуть. Богом клянусь, если бы мой член был в крючках, я бы вытащил ее влагалище на свет божий, как такса – хорька из его норы. Но мой член – ровный, блестящий, гладкий, – лишь трамбовал ее. Что же.
Залить животное в норе, так тоже охотятся.
Я снова прилег на Лиду, – она быстро и глубоко вдохнула, – и стал заливать нору.
Это длилось ровно столько, чтобы все одуванчики с нашего поля, под порывом поднявшегося ветра, пустили вдаль свои семена, и проводили их печальными наклонами опустевших головок. Бесконечные часы, когда над полем кружил белый вихрь семян, поднятых ветром, который словно показал им перед разлукой место где они родились. А потом дунул несколько раз сильно и они разлетелись. Исчезли, пропали.
В дверь постучали.
Ручка походила взад и вперед. Потом замерла. Лида приподнялась на локтях и смотрела на дверь вместе со мной. Мы соприкасались щеками и это напомнило мне медленный танец на школьной дискотеке. Наверное, ушли, подумал я. В дверь и правда больше не стучали.
Но в уходящих шагах я услышал походку Алисы.
***
И я в первый раз – первый из миллионов, наверное, – подумал, что за каждым вопросом Лиды меня ждет ловушка. Еще одна девушка с секретом мне досталась, подумал я. Лида моргнула, и ресницы показались мне волосатыми лепестками росянки.
Я приподнялся на локтях, – и все еще оставаясь в ней, – оглядел нас. Мой взгляд можно было бы назвать придирчивым, если бы я мог видеть все-все, но кое-что от меня, конечно, ускользнуло. Хорошо бы поснимать нас на камеру, когда мы трахаемся, подумал я, чтобы видеть все-все. Например, мне бы хотелось видеть ее задницу под моими бедрами, белоснежную задницу, подумал я.