Священный месяц Ринь

– Сложная – не то слово. Непонятная – и нет информации. Смотрите: на планете три материка и чертова прорва островов, все это площадью с Евразию. Природные условия восхитительные. Но зона цивилизации ограничена каким-то магическим кругом: девятьсот-тысяча километров от столицы, не более. Вне этого круга – покинутые города. Пятьсот лет назад покинутые, тысячу лет… Смотрите – «Европа».

Прямо над ними медленно плыла неровная цепочка ярких звезд. Перевалила зенит, засветилась красным и померкла.

– Вошла в тень, – сказал Юл. – Вам хоть показали планету сверху?

– Нет, – сказал Петров. – Сразу сунули в какую-то летучую жестянку…

– Жаль. Сверху все это очень красиво. Атмосфера здесь на слишком плотная, но богатая кислородом, магнитное поле сильное – полярные области светятся, как неоновые лампы. Мы, к сожалению, почти на экваторе, а уже с сорок пятого градуса широты такие полярные сияния – о-о!.. Да, я отвлекся. Население все этнически однородно, а языков насчитывается восемь. Ну, Понго – всеобщий. Потом – мужской и женский, причем считается, что перевод с одного на другой невозможен. Язык «детей дождя». Два языка монахов Терксхьюм – детский и взрослый. Детский у них общий с языком Служителей Священных Рощ, а потом – перестают понимать друг друга. Если надо объясниться, объясняются на Понго. Ну, и дворцовый язык – единственный, которого я не знаю. Читать могу, а как он звучит… – Юл пожал плечами.

– То есть вам тут интересно, – сказал Петров.

– Дико интересно, – сказал Юл. – История здесь запрещена, но, судя по такой структуре языков, этой цивилизации не меньше двадцати тысяч лет. Раскопки дают примерно такую же цифру. На Земле фараоны начинали думать о пирамидах, а здесь уже был бензиновый двигатель и электричество. Ничего, напоминающего компьютер, у них нет до сих пор. В библиотеке Дворца, по нашим прикидкам, двести миллионов томов. Доступ в библиотеку закрыт. Выдают только книги времен текущей династии. Понимаете, рядом с какими кладами мы ходим?

Цуха медленно встал, вытянулся струной, совершил ритуал пробуждения – несколько неуловимо быстрых сложных движений. Молча полез в кабину.

– Поехали, – сказал Юл Петрову.

Петров еще раз посмотрел на небо, покачал головой и сел рядом с ним.

* * *

Юл проснулся и вскочил – куда-то надо было бежать. На стене плясали отсветы огня. Ничего не понимая, он скользнул к окну, налетел в темноте на что-то твердое и угловатое – и тут только сообразил, что он не дома и даже не в представительстве. Он в странноприимном доме православной миссии. В гостинице. На второй кровати спал и посапывал Петров. За окном, шагах в пяти, стояли в позе ожидания монахи Терксхьюм с факелами в руках. Странно: полный хоулх монахов – ночью? В самый разгар Бесед? Потом он увидел архимандрита отца Александра, идущего им навстречу. Монахи приняли позу приветствия. Переводчик им был не нужен: все иерархи Терксхьюм и многие простые монахи говорили по-русски. Окна с толстыми мутноватыми стеклами звуков не пропускали, и узнать, о чем будет идти речь, Юл не рассчитывал. Иерарх шагнул вперед, и хоулх мгновенно перестроился: теперь вместо клина стояло маленькое, три на три, каре. Это означало, что дело, которое привело сюда монахов, чрезвычайно важное. Иерарх, встав перед отцом Александром, принял позу почтительности, но тут же переменил ее на позу беседы равных. Юл не видел его лица и не видел, разумеется, знака на налобной повязке, но по быстроте перемены поз понял, что это не простой иерарх из близлежащего монастыря, а иерарх иерархов… либо окхрор из Дворца… Отец Александр слушал его, все более каменея лицом, потом на секунду упустил контроль над мимикой: закусил губу и нахмурился. Иерарх сказал ему еще что-то, сделав жест сохранения тайны, отец Александр согласно кивнул, и оба они пошли по дощатой дорожке к зданию епархиального управления. Хоулх остался на месте; монахи стояли в позе готовности, держа древка факелов двумя руками. Факел был штатным оружием монахов Терксхьюм. «Терксх» и означало «факел»; «юм» – что-то близкое к «благодати»…

На подоконнике стоял кувшин с сорокатравником. Юл налил полный стакан, выпил. Сорокатравник был великолепным адаптогеном. Надо будет предложить Петрову, а то такая перемена мест… Австралия – «Фридом» – «Европа» – столица – миссия… спит, как сурок, даже не шевельнулся ни разу. Бывают такие… крепыши… никакой сорокатравник им не нужен. Юл, морщась от полынной горечи, выпил еще один стакан. Монахи стояли не шевелясь. В позе готовности они могли стоять сутки, не уставая и не теряя боеспособности. Судя по всему, у Терксхьюм была бурная история.