— Сукин сын! Шпион проклятый! Сколько жучков ты развесил в моем отсеке?
— Не волнуйся, твои скотские развлечения меня не интересуют. Скажи лучше, Дик, что поделывает вся эта компания?
— Разве твои жучки не по всей базе, мистер шпион? — он все еще беленился.
— Нет, Дик, — ответил я спокойно. — Не надо на меня орать. Я не шпион. И вообще, я здесь случайно.
Главное не что говоришь, а как. Мои интонации быстро привели его в чувство.
— Ладно, Джонни, что тебе надо?
Человек в гневе никого не слышит, даже себя воспринимает не очень отчетливо. Чтобы подождать, пока он окончательно остынет, я рассказал коротенький анекдот, и лишь после этого вернулся к своим баранам:
— Так все-таки, что поделывает Хельми Пак? И что — госпожа Рейцак? По отдельности.
— Откуда мне знать, Джонни? Я не лезу в чужие отсеки.
— Разузнай. Спроси Фрица — мимо него под открытое небо не выйдет никто.
— Джонни, а тебе не кажется, что это не честно? Какой же это поединок, если ты на свою сторону тянешь все население планеты?
— Дик, — заговорил я ледяным голосом, — о какой честности ты говоришь? Разве ты будешь целиться в его машину, пока старый Фриц дергает рычаги? Или, может, как ты сказал, все население Марса сорвется сию минуту, примчится ко мне и я вас рассажу за каждым камушком?
— Успокойся, Джонни…
— Я здесь — один. А у Хельми Пака один мальчик будет управлять вездеходом, другой — стрелять в меня, ни на что другое больше не отвлекаясь. А моя жена в той компании исполнит роль мозга: у нее это всегда неплохо получалось, а Хельми Пак не настолько туп, чтобы не понимать, что ум — хорошо, а два — лучше.
— Джонни, остынь. Я сделаю, что ты хочешь.
Экран погас, но через пару минут Дик вышел на связь:
— Он уже купил вездеход. Самый лучший, какой нашелся у Фрица. Этот малый чертовски целеустремлен!
— Я думаю, что сам он — довольно вялое создание. Просто кое-кто постоянно подмазывает ему задний проход горчицей. И я даже знаю, кто это.
Дик расхохотался и хлопнул кулаком одной руки по ладони другой. Ничего он не понял.
— Ладно, приятель. Не поленись сообщить, когда он отправится в путь я выставлю маяк. И помни, что больше всего меня интересует — в каком составе они играют.
Солнце опускалось за плоскую гряду у горизонта. Я откинул кресло, вытянул ноги и задремал. Сигнал вызова поднял меня незадолго до рассвета; был слышен только голос Дика:
— Он только что выехал, Джонни. Он и два парня с шумными пистолетами. Впрочем, теперь они вооружены по последней марсианской моде.
— Как — выехали? Посреди ночи?
— У нас уже светает, Джонни. Они поедут по световой границе.
— А — она?
— Не-е, она здесь. Так что все более-менее по-честному.
— Как бы не так! — фыркнул я. — Мозг может давать советы с любого расстояния — мы же говорим с тобой! Кстати, почему тебя не видно?
— Не видно? Что ты имеешь в виду?
— Я не вижу твоей рожи на своем экране, Дик, хотя моя техника исправна. В другой раз я бы обрадовался этому явлению, но сейчас оно меня тревожит.
— Понятия не имею. Я тебя вижу хорошо.
— Ладно, посмотрим.
— В общем, ты понял: они появятся с первыми лучами солнца.
— Да, — ответил я, оборвал связь и включил маяк. Их вездеход, конечно, и так запеленгует меня, но надо было показать, что не я их ищу в надежде напасть неожиданно, а предоставляю эту возможность им.
Все равно у них ничего не получится.
Как только солнце, маленькое и яркое, уронило свои лучи на дно Желтого моря (каменистая пустыня, собственно), я засек вездеход. Почти в ту же минуту Хельми Пак выпустил несколько залпов из лучеметов: он явно говорил в ответ, что презирает мою фору с маяком. Попасть с такого расстояния из движущейся машины невозможно, а вид испаряющихся камней не произведет впечатления и на ребенка.
Я подпустил его поближе, оставаясь в неподвижности. Уже несколько лучей отразились от защитного поля; каждое такое попадание сопровождалось предупреждающей вспышкой индикаторов и быстро разбегающейся сеткой оранжевых молний над корпусом вездехода. Сам я открыл огонь лишь когда понял, что ни один лучик не уйдет в песок.
Хельми Пак приблизился и не пошел на таран, а, продолжая часто и беспорядочно палить из всего бортового оружия, принялся обходить меня справа. Тогда я тоже тронулся с места; мы закружились в поднятой не очень меткой стрельбой пыли.
Машина Хельми Пака была не хуже моей, а моя — самая лучшая у Фридриха Шуля. Свою я долго выбирал, обкатывая все, какие имелись у старика в гараже; Хельми Пак же получил, как всегда, заплатив хорошие деньги. В общем, мы оказались на равных.