Свечная башня

– Понимаю. – Он кивнул, пошарил по карманам и, не найдя сигарет, сложил ладони на коленях. – Но сейчас вы взрослая и, мне кажется, очень здравомыслящая девушка. Возможно, за эти годы вы что-нибудь вспомнили. Или что-то могло измениться в вашем мировосприятии.

– Я не вспомнила, – сказала она довольно резко, и Самохин подумал, что не такая уж она взрослая и здравомыслящая. Как бы ни хотелось Мирославе Мирохиной отгородиться от прошлого, детская травма все равно давала о себе знать. – И при чем тут Разумовский? Вы предполагаете, что это он тогда нападал на детей?

– Убивал, – поправил Самохин мягко, но твердо. – Выжить удалось только вам одной, Мирослава.

– В этом есть моя вина?

– Ну что вы! Я такого не говорил!

И не говорил, и даже в мыслях не имел. Он просто кружил вокруг этой девочки, как волк кружит вокруг отбившейся от стада овечки. Волк хотел кушать, а он хотел добиться правды. И точно не любой ценой. Как ни крути, Мирослава и тогда была жертвой, и сейчас ею оставалась. Просто не осознавала. Или наоборот очень хорошо осознавала? Самохин решил не лезть в дебри психологии, ему и криминалистических дебрей хватало.

– Тогда объясните мне наконец, к чему вы клоните! – А она взяла себя в руки. И даже голос ее теперь звучал твердо и уверенно, безо всякой старушечьей хрипотцы.

– Если предположить, что на вас напал Разумовский… – Он вздохнул, ожидая возражений, но возражений не последовало. Мирослава ждала. – Если просто предположить, что это был он, тогда получается, что его спугнули.

– Дядя Митя.

– Да, дядя Митя. – Вот как она может – ласково и тепло. Помнит чужую доброту, уважает своего спасителя. – Он спугнул преступника. И куда, по-вашему, тому было деваться? Куда бежать?

– Я не знаю. – Мирослава пожала плечами.

– А я вот могу предположить, что он мог побежать к реке.

– И ни с того ни с сего потонуть?

– Почему же ни с того ни с сего? Он мог попробовать перейти затон вброд. Или переплыть.

– И попасть в этот ваш аномальный водоворот? – А ведь она сейчас не иронизировала, она принимала его версию. Принимала и пыталась осмыслить.

– Да. Вот такое наказание для убийцы. Если хотите, божья кара.

– Я не верю в божью кару.

– В кару или в бога? – уточнил он.

– А какая разница? Вы уверены, что мне нужны эти теософские беседы?

– Простите. – Самохин покачал головой. – Я уверен в другом.

– В чем же?

– В том, что нынешнее преступление и преступления тринадцатилетней давности связаны, – сказал он твердо.

– Даже несмотря на то, что вы только что подняли тело вероятного преступника со дна затона?

– Даже несмотря на это.

– Но тогда получается, что убивал не Разумовский.

– Или убийц двое. Нельзя сбрасывать со счетов возможного подражателя.

– Сейчас вы спросите, не подозреваю ли я кого-нибудь. – Она усмехнулась.

– А вы подозреваете?

На секунду в ее глазах мелькнуло что-то такое. Словно свечка вспыхнула в темном окне. Вспыхнула, но тут же погасла.

– Нет. – Если и подозревает, то ему точно не скажет. Такой уж у нее характер.

Самохин понимающе улыбнулся.

– Но вы все равно могли бы оказать помощь следствию, Мирослава Сергеевна.

– Какую? – Ей было интересно. На самом деле интересно, что он такое придумал.

– Составьте как можно более подробный список людей, которые жили, учились или работали в Горисветово тринадцать лет назад и которые до сих пор тут живут. Как думаете, сколько их таких наберется?

– Потенциальных маньяков?

– Потенциальных свидетелей.

Она задумалась, прикидывая что-то в уме, а потом сказала:

– Я думаю, с десяток наберется, но мне нужно время, чтобы всех вспомнить.

– Я вас не тороплю. До завтрашнего полудня управитесь?

– Постараюсь.

Мирослава многозначительно глянула на наручные часики, давая понять, что аудиенция закончена. Вообще-то, Самохин сам решал, когда прекращать беседу со свидетелем, но на сей раз решил уступить. Есть люди, на которых лучше не давить. Мирослава Мирохина была именно из таких. Однажды ее уже почти додавили, больше она не дастся.

– Премного благодарен! – Со стариковским кряхтением он выбрался из кресла, уставшие за день ноги загудели. – Так я загляну к вам завтра, Мирослава Сергеевна?

– Всенепременно! – перешла она на точно такой же елейный тон. – Можете располагать моим временем!

Вот же язва, а не девица!

* * *

Из кабинета Мирослава вышла почти сразу за следователем. Этот дядька вызывал в ней сложные чувства. Он производил впечатление еще не старого, но уже равнодушного, уставшего и давно потерявшего боевой запал человека. Но это ровно до тех пор, пока не начинал задавать вопросы. Странные, заковыристые, временами даже опасные. Пожалуй, старший следователь Самохин был живой иллюстрацией того, что внешность бывает обманчива. Он не собирался заметать это дело под ковер, как сделали его коллеги тринадцать лет назад. Хорошо это или плохо, Мирослава пока не решила. Но то, что в первый же день расследования Самохин обнаружил мертвое тело, говорило о многом. И байки деда-рыбака не имели к действительности никакого отношения. К затону старшего следователя Самохина привело что-то или кто-то не менее опасный, чем Свечной человек.