Свартхевди - северянин

       Сквозь вонь города я чувствовал его запах, сквозь шум и гомон толпы я слышал плеск волн, крики чаек! Как же мне надоели города и болота, леса и бесконечные дороги, как бы хотелось сменить седло коня сухопутного на скамью коня морского... Песня волн и ветра всегда будет слаще для моих ушей, чем трели всех соловьев в этом краю.

       Если задержимся в Эркенбурге, может, отыщу кого с наших краев, узнаю новости. Или весточку отправлю, дам знать, что жив-здоров.

       Просто так являться пред очи любимой Уильям не захотел, но и медлить не стал. В городе нашлись особые гостиные дворы, сдававшие комнаты путникам, и мы остановились в одном таком, кстати, недешевом. Сдали коней на конюшню, сложили оружие, кольчуги и прочее барахло в ларь в комнате, и до полудня Уилл приводил себя в порядок. Мылся, брился (хотя брить было особо и нечего), стригся. Добыл из седельной сумки новую одежду, сапоги и пояс, повесил на него новый кинжал в ножнах, и стал выглядеть в обновках, как сын ярла. Меч на месте этого длинного ножика смотрелся бы лучше, но друг ответил, что не на битву собирается. Да и свободный народ тут, в большинстве своем, вооружен был длинными ножами и короткими мечами, на меня, с секирой за поясом, стража поглядывала неодобрительно. Старшой привратной варты даже посоветовал ее прибрать, а то знает он, дескать, о любителях помахать топором из тех, кто носит молот на груди...

       Уильям долго стоял перед воротами подворья, в коем проживал свет его очей. Привратник сначала не хотел его пускать, дескать, нет главы семейства, с визитом отбыл, но Уилл настоял на своем.

       Я не стал его сопровождать, мне было интересно посмотреть город, и особенно порт. А Уилл пусть насладится встречей с любимой, в делах сердечных ему моя помощь ни к чему. Хотя, последние дней несколько он начисто выел мне мозг, описывая красоты и достоинства суженой, и было бы интересно взглянуть на нее. Но успею еще: на пир он не может меня не позвать, и на сватовство, и на свадьбу, если все у него срастется. А если останется в поместье у любимой, то пришлет вестника в гостиный двор, и предупредит меня.

       Так что прогуляюсь пока, осмотрюсь.

       Прогуляться не удалось, осмотреться тоже.

       Я коротал время, упражняясь в красноречии - от нечего делать, лаялся с уличными мальчишками. Им был безумно любопытен дикий северный варвар, что выглядел почти как человек, и даже умел говорить, чего, по их мнению, от него ну никак нельзя было ожидать.

       Развлечение, меж тем, излишне долго не продлилось: за спиной громко хлопнула дверь, раздался шаркающий звук шагов.

       - Пойдем отсюда, Сварти! - совершенно убитым голосом Уильям отвлек меня от перечисления умственных ущербностей и физических уродств местных шпанят, которым я рассказывал всю как ни есть о них неприглядную правду - Нечего тут больше делать...

       Куда делся мой прежде жизнерадостный друг, что это за потухшие глаза?

       - Что случилось, твоя милость? - стало беспокойно мне за баронского сынка - Несчастье какое-то? Кто-то умер? Или не дождалась тебя избранница?

       Уильям тяжело вздохнул, в глазах у него стояли слезы.

       - Она... - он едва слышно всхлипнул - Ей был нужен вовсе не я...

       - А кто?

       - Я рассказал ей, что ушел от отца, и что теперь мы можем быть вместе, а она... - он хлюпнул носом - Сказала... Сказала...

       - Что ей нужен сын ярла, с землей, домом и дружиной, а безземельным голодранцам в этом доме теперь не рады? - чтобы угадать сие, не надо быть умудренным сединами старцем.

       - Примерно так... Но она клялась мне в любви, что мы будем вместе, явись я к ней пусть даже больным уродом в лохмотьях, как же так, Сварти, ну как же так?

       - Уильям, Уильям, - покачал я головой, искренне сочувствуя другу - Внимай светлой мудрости Севера:

    Не доверяй

    ни девы речам,

    ни жены разговорам --

    на круге гончарном

    их слеплено сердце,

    коварство в груди их. *

       - Я не хочу жить... Зачем теперь все? - вопросил меня срывающимся голосом парень - Беата была для меня всем! Я засыпал с мыслью о ней, я просыпался, с мыслью ней...

       ... А теперь ходи до ветру с мыслью о ней ...

       Прочь, прочь злые мысли!

       - Как она могла? Она сказала мне, что ей надо думать о будущем - а у меня без нее будущего нет! Ее образ был для меня и солнцем, и луной, а что мне теперь осталось? - горевал Уильям.

       Не нравятся мне такие речи, чего доброго, на меч от тоски кинется.

       Друга надо спасать.

       - Пойдем, друже, - я ободряюще хлопнул Уилла по плечу, другой рукой шаря в кошеле - Знакомы мне верные рецепты, как лечить сердечные раны. Всем помогают, всем нравятся. Не стой столбом, пойдем.

       - Куда пойдем? - прохлюпал мне парень.

       - К девкам, разумеется. Веселым и продажным.

       Идти он никуда не хотел, он хотел стонать и рыдать под дверью дома любимой, страдать и поедать себя поедом, пришлось тащить его за шкирку, благо парень почти не сопротивлялся.

       Несколько часов спустя.

       В гостевой комнате веселого дома, вольготно развалившись на скамье, я ожидал Уильяма. Тот спускался по широкой лестнице со второго этажа, и хоть рожа его была по прежнему кислой, словно рагу из щавеля, но смертная тоска из взора исчезла.