Свадебный марш

Я посмотрел на папу с нескрываемым изумлением. Боже мой, о чем говорит этот большой, умный, лысый, несчастный ребенок, размахивающий своей балалайкой! Вместе с тем я почувствовал какую-то интересную и горькую правду в словах отца, и мне стало так его жалко, что я прошептал:

— Я люблю тебя, люблю, папа… Очень люблю, — прижался к нему, а он прижался ко мне.

— Все, все будет у нас хорошо… — ответил он на мое признание, — вот увидишь… Вот увидите… Вот увидите… — сказал он, и глаза у него как будто бы поплыли.

Я отвернулся в сторону и стал смотреть, как Жозя и Бон-Иван прыгали на поляне. Жозя ставила клоунаду какую-то, балетную пародию: «Артисты балета в ссоре…» Это была очень смешная сцена. Он и она выходят на сцену, разминаются, ссорятся, а потом начинают танцевать, и он все время роняет свою партнершу, нарочно, конечно… Очень смешная сцена…

— А ты не знаешь, что с мамой? — спросил меня вдруг папа. — Она почему-то последние дни со мной совсем не разговаривает… Ах, как это важно, чтоб она сейчас со мной разговаривала…

Я молча пожал плечами. В это время к нам подошла Ташка. Она кокетливо поправила подаренный мною платок с четырьмя лошадиными головами по краям (платок в четыре лошадиные силы) и сказала, делая балетный книксен:

— Кушать подано!

Начался наш обычный дачный обед, с разговорами вслух и про себя.

— У нас в цирке одного начальника сняли, — сказал Бон-Иван, — так он так растерялся, что вышел из кабинета и со всеми за руку попрощался, кто к нему на прием пришел… А Сережа Курепов, мой друг, очень, между прочим, остроумный человек, сказал: «Так упал, что теперь и гостей не соберешь!..»

Рассмеялись все, кроме мамы. Потом мимо нашей дачи пробежал какой-то мужчина, у нас сейчас в Пушкине многие бегают.

— Бегают тут всякие, — буркнула Ташка.

— Я в провинции был в одном театре. (Бон-Иван сегодня был в ударе.) В антракте вместе со зрителями пошел в буфет — и вы знаете, на второй акт в зрительный зал никто не вернулся…

— Почему? — спросила Жозя.

— Буфетчица поссорилась с официантками, и то, что они говорили друг другу, было гораздо интереснее того, что говорили друг другу герои пьесы.

Мама опять не рассмеялась, а мне показалось, что Бон-Иван сегодня хотел рассмешить именно ее. Но она даже не улыбнулась ни разу, и Бон-Иван это, вероятно, почувствовал и тихо сказал, разворачивая журнал «Советский экран»:

— Атмосфера была накалена, как утюг. Атмосферой можно было гладить брюки. — Потом он уткнулся в журнал и громко прочитал: — «Режиссер Скворцова снимает на «Мосфильме» фильм под названием «Уголь». Это будет, — сказал в интервью режиссер, — фильм, отображающий и воспевающий наши трудовые будни». А если это не будет фильм, отображающий и воспевающий? Если это будет фильм, не отображающий и не воспевающий? — спросил Бон-Иван. — Я бы некоторых работников искусства привлекал за дачу ложных показаний к судебной ответственности… Вы, Мэри, надеюсь, о своем фильме не будете давать таких показаний?

— Ваш цирк тоже есть за что привлечь, — сказала мама.

— А нас за что?.. У нас все проще и понятней. Прошел по канату — артист, не прошел — не артист. А у вас тридцать лет плохая артистка может сниматься в главных ролях.

— Мария Николаевна, — сказала Жозя, — а правда эта Рысь очень красивая?

— Какая рысь? — спросила мама. — Это в каком фильме?

— Да нет, — сказала Жозя, — манекенщица, вон она на улице стоит.

Мама посмотрела и ничего не сказала.

— Мальчик тоже что надо, — сказала Наташа, глядя на Умпу, стоящего рядом с Таней Рысь.

К великому моему сожалению, Умпа был действительно дикарски красивым парнем. Вот у меня тоже интересное лицо, во всяком случае, так меня уверила одна девушка… Да я и сам это вижу в зеркале. Что я, не разбираюсь в лицах, что ли? Но у меня в лице есть какая-то загадка. Вот если взять десять моих фотографий, то на пяти, скажем, карточках я, ей-богу, красивый, а на остальных пяти, ей-богу, некрасивый. Я свои некрасивые карточки, например, рву и оставляю только те, где я ничего себе. С карточками так можно. А что сделаешь с лицом? Может быть, оно тоже у меня иногда интересное в жизни, а иногда, может, противное. А Умпа всегда красивый, и карточки ему, я уверен, никогда не приходится рвать.

— А кто они? — спросил папа.

— Жан филле о войн, — сказала Жозя.

— Что это значит? — спросил папа.

— Барышня и хулиган, — перевела Наташа с французского.

— Как вы можете так отзываться о незнакомом человеке? — рассердился папа.

— Почему о незнакомом? Мы его знаем, — сказала Наташа, — он с нами на базаре пытался познакомиться, а когда я ему сказала «Атандэ, месье», он стал ругаться на французском языке. А две старушки из очереди сказали: «Какой культурный молодой человек».

— А ты откуда знаешь, что ругался? — спросил папа.

— Подумаешь, — сказала Наташа, — такова жизнь. Нам французская балерина Зюмбо сказала на конкурсе: «Хочешь знать язык — знай его весь…» Она же нас тоже попросила научить ее чертыхаться по-русски… И вообще тебя больше должно было волновать, почему он ко мне приставал, а не зачем я чертыхалась по-французски.