Свадьба собаки на сене

Пока Илья обедал, она пошла в комнату, чтобы прикрыть балконную дверь. Илья любил свежий воздух, но терпеть не мог сквозняков. А после обеда он обычно ложился на большой диван, брал телевизионный пульт, требовал от Милы, чтобы она прилегла рядом и, завладев ее рукой, засыпал. Мила, как правило, мучилась от неудобной позы, от вынужденной неподвижности, но терпела. Она знала, что Илье достаточно получаса, чтобы выспаться.

Сегодня действительно день был необычный – Мила даже с тревогой ждала какой-нибудь новости, которая могла повлиять на их жизнь. «Ну, если бы что-то случилось, он бы позвонил. И сказал бы по телефону. Или с порога выложил бы. Нет, что-то другое. А может, действительно соскучился. И потом, разве здесь плохо ему? Ему у меня хорошо. Я же вижу». Мила относилась к себе довольно критически, но была наблюдательной и неглупой.

Мила Переверзева, молодая женщина двадцати девяти лет, была некрасивой. Некрасивой в самом прямом смысле этого слова. Ее лицо, состоящее из неплохих черт, было лишено гармонии, баланса и чего-то еще, что обеспечивает совместимость несовместимого. И лоб высокий и чистый, и нос прямой и некрупный, и щеки с небольшим румянцем, и подбородок остренький, кокетливый – все было в пределах нормы, все было по отдельности хорошо. Но вместе черты образовывали плоское, лишенное изюминки, некрасивое из-за своей невыразительности лицо. Ситуацию могли бы спасти губы и зубы. Губы у Милы были пухлыми, а зубы белыми и ровными. Но губы Мила поджимала, а зубы почти не показывала. Улыбалась она редко. Ее подростковый опыт подсказал ей, что лучше быть серьезной, не ставить себя в глупое положение бесполезным кокетством.

Милу выручала фигура – высокий рост в сочетании с весьма приятными формами и грацией.

– На тебя приятно смотреть, – как-то сказал Илья. – У тебя движения волейболистки, которая принимает сложную подачу.

Комплимент был вполне в духе Ильи, но Мила все поняла и приняла похвалу. Она вообще была очень сообразительной и обладала отличной реакцией. Эти качества она воспитала в себе, чтобы восполнить недостатки внешности.

«В шахматы не пробовали играть? У вас получится. Потрясающее умение сконцентрироваться!» Это ей сказал в ее институте руководитель кафедры астрономии. Мила занималась звездами. Невзрачная молодая женщина была ученым, изучающим проблемы холодных планет.

– Ты где нашел эту астрономшу?! – в минуты гнева восклицала Илюшина мама. Она не понимала своего красивого и успешного сына, который вот уже несколько лет ездил к этой невзрачной женщине, занимающейся чем-то абсолютно недосягаемым. Сама же мама Ильи была милой, приятной, образованной женщиной, любила литературу, театр, музыку. Она всегда владела собой, кроме тех случаев, когда речь шла о ее сыне. Доброжелательность и здравый смысл не приходили ей на помощь, когда разговор шел о Миле. По всему было видно, что не такой жизни она хотела для сына. Не такую девушку она видела в невестках.

– Пойми меня правильно, она очень достойная девушка, очень. Она умная, образованная, но… Но вот о чем с ней говорить?! Она же, кроме этой своей холодной науки, ничего не знает. И денег бы платили! Илюша, все Илюша! Все он ей делает, все покупает! – делилась она с подругами и, конечно же, лукавила – с Милой можно было говорить о многом. Мила зарабатывала мало, но умела управляться с этими деньгами. И Мила нравилась Илье, она сумела показать ему себя так, что вот уже долгое время они оставались вместе. И это, последнее, больше всего нервировало Илюшину мать и вносило диссонанс в их отношения.

Материнское счастье – штука сложная. Оно – как шкатулка с драгоценностями. Запер ты туда богатство и доставать не хочешь, но ведь хочется и похвастаться! А вытащишь на белый свет свое богатство – его сразу кто-нибудь и сцапает. Есть один выход – поделиться. Поделиться добровольно, с улыбкой, которая саму тебя и убедит в правильности сделанного, в полезности сделанного, в справедливости сделанного. От этой твоей щедрости станет всем легче. Как ни старался Илья продемонстрировать матери нужные качества своей подруги, мама не смогла оценить ее. Она смогла только смириться с тем, что сын каждую неделю ночует у Милы.