Суженый Марии

Отплывая из Константинополя, Хрисанф был уверен, что Дмитрий Клинец и его старший сын уже добрались до берегов Тавриды. Чтобы исполнить задуманное, грекам было необходимо отсутствие Дмитрия.

Между тем Клинец задержался с отъездом недели на две. Причиной тому была его тревога из-за появления в Киеве черниговских послов. Князья Давидовичи, словно желая разрушить то хрупкое спокойствие, которое установилось в столице после замирения Изяслава с половцами, прислали объявить, что просят его выступить против Юрия Суздальского и Святослава Ольговича, захватившего их земли.

Дмитрий был в числе тех киевских бояр, которые призывали Изяслава не верить черниговским князьям. Тысяцкий Улеб, выступая от имени этих бояр, предостерег великого князя: «Давидовичи – двоюродные братья Ольговичей и всегда действовали с ними заодно. Святослав Ольгович – союзник Юрия Суздальского. А Юрий, дядя твой, спит и видит захватить киевский престол. Мы думаем, что Давидовичи действуют по наущению Святослава и Юрия и хотят заманить тебя в ловушку. Не поддавайся на их просьбы, не начинай войны, – тем паче что киевляне не захотят воевать против Юрия, сына Мономахова».

С большим трудом Изяслава удалось отговорить от опрометчивых действий. Великий князь ограничился тем, что отпустил в Чернигов племянника – сына своей сестры и Всеволода Ольговича.

Лишь после того, как спокойствие в столице восстановилось, Дмитрий счел возможным уехать. Разлука с семьей всегда была для него тяжким испытанием, а уж в беспокойные времена и подавно. Но он утешал себя мыслью, что его поездка будет недолгой, а войны на Руси обычно начинаются зимой, а не летом, когда топи, реки и болота затрудняют путь княжеского войска.

Уезжая, Дмитрий наставлял Андрея:

– Пока мы с Константином в отъезде – ты в нашем доме остаешься за старшего. Защищай женщин. С Улебом и Фотием дружи и прислушивайся к их советам. И, что бы ни случилось, как бы ни повернулись дела в Киеве, всегда будь на стороне князя Изяслава. Сейчас он – наследник Мономаха.

Андрей поклялся верно служить Изяславу и во всем ему подчиняться. Дмитрий знал, что это не пустые слова. Пылкая и одновременно суровая натура Андрея не позволяла юноше жить просто и буднично, без истового служения какому-нибудь важному делу. Окинув ласковым взглядом красивое, строгое лицо сына, его стройную фигуру с прямыми плечами, Дмитрий подумал, что, будь Андрей латинским воином, он наверняка бы отправился в крестовый поход.

Через неделю после отъезда Дмитрия послы от Давидовичей снова явились в Киев. Черниговские князья вторично жаловались на своего двоюродного брата Святослава Ольговича, отобравшего у них область, и призывали Изяслава выступить в поход против Святослава и Юрия.

В доме Клинцов это известие всех лишило покоя. Анна и Евдокия не находили себе места от тревоги. Андрей с самого утра отправился на княжеский двор. В полдень и Маша не утерпела и, пользуясь отсутствием Андрея и недосмотром матери, выскользнула из ворот и побежала к площади перед Мстиславовым двором, где великий князь собирал вече, чтобы посоветоваться с киевлянами о начале войны против Святослава и Юрия.

По дороге девушку увидел Рагуйло и, узнав, что она спешит на вечевую площадь, отправился вслед за ней. Мария, занятая своими мыслями, не обращала внимания на сопровождавшего. Девушка тревожилась, что из-за княжеских распрей в Киеве начнутся беспорядки и иноземные купцы перестанут сюда приезжать. А если в военный поход будут вовлечены еще отец и братья, то для семьи Клинцов вообще закончится нормальная жизнь. Тогда, в годину бедствий, стыдно и грешно покажется думать о каком-то неведомом женихе.

Шум веча Мария услышала еще издали. Протолкавшись поближе к окружившей Изяслава толпе, она встала на цыпочки, даже подпрыгнула, – но разглядеть великого князя ей не удалось. Отойдя в сторону, Маша увидела возвышение на месте старого вала и с помощью Рагуйла взобралась на него. Здесь уже стояли и другие любопытные – в основном женщины и подростки. А мужчины все собрались вокруг князя.

Изяславу было лет пятьдесят, но стан его оставался стройным и прямым, как у молодого воина. В блеске глаз, решительном взмахе рук и мощном звучании голоса угадывалась сильная кровь Мономаховичей, а со стороны матери – варяжских королей.

– Русичи! – обращался он к толпе. – Я хочу, чтобы вы охотно исполняли княжескую волю и врагов князя считали собственными.

Несколько одобрительных возгласов раздалось в ответ, и тут же все стихли, ожидая дальнейших слов великого князя. Изяслав был любим народом – и не только русичами, но и торками, и берендеями. Он искал народной любви и умел показать простым людям, что прислушивается к их суждениям. Помня и уважая уже ставший легендарным обычай Ярослава Мудрого говорить на вечах, Изяслав сам объяснял своим подданным, как обстоят дела в государстве и что он собирается делать для их улучшения.