Суженый Марии

И сейчас Изяслав говорил о том, что вторичная просьба черниговских князей его убедила и он отдал приказ войску собираться в поход на Святослава и Юрия. Он призвал киевлян одобрить это решение, а всех, кто носит оружие, просил присоединиться к княжескому войску.

Эти слова уже вызвали в толпе недовольство. Вначале выкрики были беспорядочными, а потом, посовещавшись, бояре выдвинули вперед Фотия, чтобы он высказал их общее суждение. Зять Марии был довольно хилым мужчиной, но говорил громко. Казалось, вся сила, отпущенная ему природой, сосредоточилась только в этом голосе, благодаря которому Фотий выдвигался Улебом и другими боярами как глашатай.

– Великий князь! – прозвучал над толпой его пронзительный голос. – Пойдем с радостью и с детьми на Ольговича. Но Юрий – твой дядя. Государь! Дерзнем ли поднять руку на сына Мономахова?

Народ поддержал эти слова одобрительными возгласами. Когда шум поутих, над площадью раздался более низкий, чем у Фотия, но не менее громкий голос Изяслава:

– Нет причин сомневаться в верности черниговских князей! Мы дали взаимную клятву быть союзниками. Я выступлю в поход и призываю вас поддержать меня. А малодушные пусть остаются!

Беспокойство охватило площадь. Киевляне ожидали от своего государя совсем не такого решения. Мария поняла, что слова князя предвещают междоусобную войну, и сердце ее сжалось от тревоги. Грядущие распри грозили сломать не одну судьбу, и укрыться от них в своем доме было невозможно. Маша вдруг почувствовала себя в этом державном водовороте беспомощной, словно былинка на ветру.

Внезапно совсем рядом девушка услышала гневный окрик брата:

– А ты почему здесь?

Андрей, выбравшись из толпы, схватил сестру за руку и потащил ее с площади в сторону Феодоровской церкви. Маша была так опечалена, что без сопротивления следовала за братом. Рагуйло тоже шагал рядом с ними. Выйдя на менее людное место, Андрей сурово приказал сестре:

– Сейчас же возвращайся домой! Девушке тут нечего делать. Мать, небось, уже волнуется. Ступай, и пусть Рагуйло тебя проводит.

Ни слова не говоря, Маша уныло поплелась домой, сопровождаемая молодым эмальером, который всю дорогу сетовал на коварство черниговцев и доверчивость князя.

Вечером в доме Клинцов только и разговоров было, что о предстоящих событиях. Пришли Ольга с Фотием, и Андрей явился с двумя княжескими дружинниками. Они сообщили, что князь уже через два-три дня собирается двинуться к реке Супой. Один дружинник уверял, что Изяслав слишком доверяет коварным родичам, а другой возражал ему, что князь вовсе не так доверчив, а просто хочет воспользоваться поводом, чтобы приструнить наконец Святослава и помешать его сговору с Юрием.

А Марии было решительно все равно, по какой причине князь начнет войну; главным было то, что теперь может прерваться нормальное течение жизни, в которой она еще не успела познать главного – счастья любви.

Потом все стали слушать Фотия. Он рассказал, что верные люди донесли его дяде Улебу о тайном заговоре в Чернигове: Давидовичи хотят, заманив Изяслава, убить его или выдать Святославу и Юрию. Разумеется, Улеб сразу же уведомил о том великого князя, но Изяслав пока не верил. Однако завтра на рассвете Улеб с надежными людьми, в числе которых будет и Фотий, отправится к черниговцам и потребует от них новой клятвы в дружбе и верности. И если удастся обличить их вероломство, то союзные грамоты будут брошены на стол и князь Изяслав не поедет в стан Давидовичей, а начнет с ними войну. И в этом его, конечно, поддержит весь народ.

Когда гости уже покидали дом, Мария услышала, как Андрей, наклонившись к Ольге, говорил ей: «Муж твой Фотий – человек надежный, рассудительный, как и его дядя. Они верные люди. Держись за Фотия, сестра, люби его». Маша заметила, как Ольга опустила глаза и сжала губы, ничего не ответив Андрею.

А на следующий день, когда Фотий вместе с Улебом и его людьми покинул Киев, Маша пошла к сестре. Ольга как раз играла в саду со своим маленьким сыном Славятой. Мальчик был чудо как хорош: кудрявый, розовощекий, синеглазый, он напоминал маленькую Ольгу и так же заразительно смеялся, как она когда-то. Мария тоже с удовольствием поиграла с племянником. Потом малыша отдали няне, чтобы накормила его и уложила спать.

А сестры, оставшись одни, сели на скамейку под яблоней и грустно посмотрели друг на друга.

– Ты несчастлива с Фотием? – внезапно спросила Мария, хотя и так знала ответ.

Ольга отвела взгляд, и ресницы ее задрожали. Несколько раз судорожно сглотнув, чтобы подавить подступившие к горлу слезы, она сбивчиво заговорила: