Яков Беме не мог удовольствоваться деспотическим «да будет» в качестве объяснения природы. Он слишком понимал и любил природу. Поэтому он пытался дать природе естественное объяснение и нашел его только в качествах самой природы, которые производили глубокое впечатление на его душу. Яков Беме — и в этом заключается его существенное значение — мистический натурфилософ, теософический вулканист и нептунист; ибо, по его мнению, все вещи первоначально возникли из огня и воды. Природа очаровала религиозную душу Якова Беме — недаром блеск оловянной посуды напоминал ему о мистическом свете. Но религиозная душа замыкается в себе самой; у нее не хватает силы и мужества проникнуть в действительность вещей; она смотрит на все глазами религии, воплощает все в Боге, т. е. в чарующем, ослепляющем душу блеске воображения, представляет себе все в образе и как образ. Природа вселяла в душу Беме противоречие, и он должен был воплотить это противоречие в самом Боге, так как иначе предположение двух самостоятельно существующих, противоположных первопричин растерзало бы его религиозную душу. Он должен был различать в самом Боге кроткое, благодетельное, и суровое, уничтожающее существо. Все огненное, тяжелое, жестокое, ограничивающее, мрачное, холодное исходит из божественной жестокости, гнева, безразличия и суровости; все кроткое, блестящее, согревающее, мягкое, нежное, снисходительное исходит из кроткого, мягкого, светлого качества в Боге. Одним словом, небо также богато, как и земля; все, что мы видим на земле, есть и на небе;[46] все, что есть в природе, есть и в Боге. Все, находящееся на небе, носит божественный, небесный, — все пресущее земле земной, видимый, внешний, материальный характер, но по существу одно и то же. «Когда я пишу о деревьях, кустах и плодах, ты не должен понимать моих слов в земном, обыкновенном смысле; я не представляю себе, что на небе находятся мертвые, грубые деревья или земные камни. Нет, мое представление божественно и духовно, но в то же время истинно и правдоподобно. Я описываю вещи так, как я их себе представляю. Следовательно, на небе также есть деревья и цветы, но небесные деревья таковы, какими они кажутся моему воображению, они не производят на меня грубого, материального впечатления; земные же деревья таковы, какими они представляются моему чувственному, действительному созерцанию». Различие между теми и другими есть различие между воображением и созерцанием. «Я не намереваюсь, говорит он сам, описывать положение и течение звезд, их сочетание и взаимоотношения, их ежегодное и ежечасное изменение. Все это доказано людьми опытными и мудрыми благодаря долгому и внимательному наблюдению и глубоким математическим вычислениям. Я не изучал этого и предоставляю это ученым. Моя задача заключается в том, чтобы писать, сообразуясь с умом и чувством, а не с созерцанием».
Учение о природе в Боге делает натурализм основой теизма, именно теизма, рассматривающего высшее существо, как существо личное. Личный теизм мыслит Бога существом личным, отвлеченным от всего материального; он исключает из Бога всякое развитие. Развитие есть не что иное, как самоотделение какого-нибудь существа от состояний и качеств, несоответствующих его истинному понятию. Но к Богу это не применимо: в нем нельзя различать ни начала, ни конца, ни средины; он именно таков, каким он изначала должен и может быть. Бог есть чистое единство бытия и сущности действительности и идеи, деяния и воли. Deus suum Esse est. — В этом смысле теизм согласуется с сущностью религии. Все даже наиболее положительные религии основаны на абстракции; они отличаются друг от друга только предметом абстракции. Даже боги Гомера суть отвлеченные образы, несмотря на всю их жизненность и человекоподобие; они обладают телами подобно людям, но их тела свободны от несовершенств и недомоганий человеческого тела. Первое определение Бога заключается в том, что он есть отвлеченное, дистиллированное существо. Разумеется, эта абстракция не произвольна, она обусловливается существенной точкой зрения человека. Каков он есть сам, как вообще он мыслит, так он и абстрагирует.
В абстракции заключается одновременно оправдательный и обвинительный приговор, хвала и порицание. Богом человек считает то, что он хвалит и превозносит;[47] не божественным то, что он отвергает и порицает. Религия есть приговор. Поэтому существенным определением в религии, в идее существа божия является отделение достойного и недостойного, совершенного и несовершенного, короче, существенного от ничтожного. Самый культ состоит только в постоянном воспроизведении происхождения религии — в критическом, но торжественном отделении божественного от небожественного.