Суррогат

Алексей усмехнулся. В это время ящер даже внимание перестал обращать на них. Он начал спокойно жевать траву, а потом и вообще побрел своей дорогой. Друзья тоже стали пробираться сквозь чащобу. Огромные насекомые нет-нет да и пролетали мимо. Один раз увидели небольшую шевелящуюся кучу. Даже сначала не поняли. «Кто это? – думали они. – Какие-то насекомые?» Но когда потрогали ее палкой, эта куча стала разлетаться! И они оказались усеяны мелкими летающими ящерами. Величиной они были с шершня! Они нисколько не боялись двух пришельцев из далекого будущего. Они не могли адекватно оценить их. Алексей, смеясь, наблюдал за ними, как они ползают по его штанам, по куртке. Слушал их тоненькое попискивание. Правда, иногда они пощипывали кожу своими длинными ртами. А в общем совершенно безобидные насекомоядные твари. Поползав так немного по Алексею и Палычу, они решили покинуть их одежду и с писком полетели к облюбованному дереву, где на высоком сучке вновь организовали шевелящийся клубок. А друзья зашагали дальше, обходя насекомых невиданных размеров, прислушиваясь к звукам, то и дело доносившимся из глубины леса, дивясь на здешние красоты. Ближе к вечеру лес стал редеть, и друзья вышли на поле. Перед ними открылось большое озеро. Огромные растительноядные брахиозавры паслись в нем, поедая водоросли. Вода оказалась в нем пресной. Еды было вдоволь. Вода была. Дело осталось за костром. И вот в котелке кипело варево. Пара отличных тараканов под водочку пошли на славу. Здоровенный омар, или что-то типа него, отдал в котелок клешни и хвост. Расслабившись водкой, закусив тараканом, принялись за «омара».

– А ничего, Леха! Жизнь хороша! – проговорил едва шевелящимся языком Палыч.

– Ну да! А я всегда тока «за»! – таким же языком ответил Алексей. – Я, Палыч, вот шо думаю, это как так можно бухнуть с ничего?

– Эт как? – спросил Палыч.

– Ну как как, шо я много выпл, нет! Понимашь? Ну шо там. Какая-то рюмашка. А развезло как от пол-литра. Эт как? – еле задал вопрос Алексей.

– Не знаю, – ответил Палыч. – Я так же.

– А, извини! А знашь, Палыч. А ведь прикол! Набухались в доисторичском лесу. Где динозавры! Ха! Ведь не поверят! А мы набухались! Ведь так? – Лешка смотрел на Палыча.

– А ведь так, Лешк! А ведь скажут: да что вы, ребята, до каких глюков надрались! Ха! – ответил Палыч.

И оба стали хохотать, позабыв обо всех опасностях, таящихся вокруг, позабыв обо всем на свете. Брахиозавры тупо уставили на них свои морды. Они никогда не слышали смеха. Они никогда не видели людей. Эти гиганты даже представить себе не могли, как человек изменит природу. А Лешка и Палыч смеялись! Им было хорошо. Они смеялись от души, по воле судьбы находясь в доисторической эпохе. И их смех был первым смехом человека на этой пока еще девственной земле.

Действие сто девятое

Долгое время Семен не мог опомниться от происшедшего с ним. Он понимал, что столкнулся действительно с нечто и, честно говоря, немного скучал. Можно скучать по любимой девушке, можно скучать по другу, по родным и близким, но вот по совести как-то не приходилось. О ней не задумываешься. Вроде как рядом. Совесть! Семен впервые в жизни думал о ней. Он скучал по ней. Нет, все было тихо, без какого-либо душевного надрыва. Но был грустен. Он рассказал все Анне. Она серьезно отнеслась к его рассказу о том, что с ним случилось. Понимала, что ему не до веселья.

– Не грусти, Сема, – говорила она ему. – Считай, что тебе повезло. Не каждому дано вот так запросто увидеть свою совесть, а тем более еще и говорить с ней. Она наш путеводитель по этой жизни. Я имею в виду земную жизнь человека вообще. Ну, хочешь, сходи еще раз туда. Дорогу-то не забыл?

– Милая ты моя, – отвечал Семен, – ну приду, и что? Вновь увижу отражение в зеркале. Видишь ли, моя хорошая, увидеть свою совесть – это не то чтобы повезло, это, скорее, страшно. Это значит увидеть свои ошибки, совершенные при жизни, как говорят, «вольные и невольные». Разве это не страшно? Когда совесть начинает обличать! Когда совершаешь что-то подлое, нехорошее. Когда нет ни терпения, ни снисхождения к немощам окружающих. А, да что там говорить. Я вспоминаю Лию. Думаю о ней. Где она? Что с ней? Я скучаю по ней, – Семен закрыл руками лицо.