Суррогат

– И какой вопрос это был, Александр Павлович? – Росс с сочувствием смотрел на Нечаева.

– «Я тебе нравлюсь?» Таким был ее вопрос! Вопрос настоящей любящей женщины. Она была на десять лет старше меня. Так мы и поженились. И прожили мы с ней много лет. Душа в душу. Вот нам все мозги «мылят», нехорошо, мол, подглядывать, срамота это! Нет ни стыда, ни совести! А вот тут-то и открылся неисповедимый путь! Если бы я тогда не подсмотрел за ней, если бы не попался ей на глаза, то и не познал бы всю глубину ее любви ко мне! Да и я ее любил сильно. А то начинают свататься да сватов засылать, а у нас и без всякого сватовства все получилось!

– А почему вы о ней в прошедшем времени говорите? – задал вопрос Альфред.

– Недавно она умерла. Умерла у меня на руках! – Нечаев всхлипнул, вытащил из кармана платок и утер слезы. – Оставила меня одного доживать в этом мире. Вот я и живу. И нет у меня более никого на этом свете. И ищу я ее душеньку по Космосу, а может, где-нибудь она и летает. Ухожу все дальше от Земли, туда, где Мир Иной! Где ты, моя Лизонька? Где ныне обитаеши? – Нечаев умолк.

Слезы текли по его щекам. Взгляд был светел и чист. Это был взгляд человека, познавшего тайну любви. Росс не знал, что и ответить.

– Выпейте, Александр Павлович, – предложил он виски. – У меня слов нет. Простите.

Выпив виски, Нечаев успокоился.

– А что вы говорили о Бэрге? – вдруг спросил Нечаев. Росс подошел к окну, на улице было снежно.

– Я думаю, что он что-то скрывает.

– Полноте, с чего вы это взяли? – Нечаев поставил на стол опустошенный бокал и подошел к Россу. Тот смотрел на наступающий зимний вечер.

– Так с чего же? – задал повторно вопрос Нечаев.

– Я не знаю, не уверен, мне кажется, – заговорил Росс. – Завтра я уезжаю.

– Куда? – спросил Нечаев.

– К одному моему знакомому ученому, – Росс повернулся к Нечаеву.

– Надолго? – в голосе Нечаева проскользнула тоска.

– Да, мой друг, хочу немного отдохнуть и пожить там. У него много литературы, самой разнообразной. Мне нужна серьезная консультация. Он человек мудрый. Он поймет. Да и на рыбалочку схожу. Давно не ходил на ледовую рыбалку, – и Росс начал готовиться к отъезду.

– А как его имя, если не секрет? – поинтересовался Нечаев.

– Не секрет, – ответил Росс, и добавил, выпрямившись: – Его зовут Смит Роуэн!

Действие сто восьмое

Нельзя описать величие доисторического леса. Красота и ужас переплелись в нем. Рычание ящеров то и дело наполняло его, нарушая величественный покой. Гигантские деревья, обвитые лианами, устремляли свои вершины к небу. Но это все-таки уже не каменноугольный период. Это был переход Юрского периода в Меловой. Эра гигантских рептилий. Два друга пребывали еще в обмороке, когда здоровенная морда ящера наткнулась на одного из них. Ящер раздул свои огромные ноздри и фыркнул. Запах человека для него был явно незнаком. Однако от такого дуновения, вырвавшегося из легких гигантской рептилии, Палыч очнулся. Можно представить себе его состояние, когда над собой он увидел морду динозавра!

– Твою мать! – заорал Палыч, откатываясь в сторону. Ящер явно не был готов к такому повороту событий. Он даже попятился назад. Палыч вскочил на ноги и схватил автомат. Короткая очередь прогремела в доисторическом лесу. Ящер отпрыгнул назад. Толстенный рогатый панцирь оказался пуленепробиваемым. Но ящер ретировался. От грохота выстрелов очнулся теперь Алексей. Увидев ящера, поначалу перепугался, но потом успокоился.

– Палыч! Стой! Не стреляй! – закричал Алексей. – Это же трицератопс! Он травояден! Считай, что нам повезло. Он сейчас сам уйдет. Это мирный ящер. Только не провоцируй его, а то он будет защищаться!

– Ни хрена себе! Мирный! – Палыч немного успокоился. – А рожищи-то какие! Морда какая, рогатая!

– Да, рога явно далеко не коровьи, но он мирный. А рога нужны, чтобы от хищников защищаться. Так просто он ими размахивать не станет, – Алексей, окончательно придя в себя, смотрел на ящера.

– А как, ты говоришь, его зовут? – переспросил Палыч.

– Трицератопс, – ответил Алексей. – Да я в детстве увлекался ими.

– В детстве, – проворчал Палыч. – Ты и сейчас мальчишка для меня. Ладно, – продолжил Палыч, – трицератопс ты мой. Хошь не хошь иль как ты хошь, а отсюда не уйдешь, отсюда вывод – надо убираться отсюда!