Суровая готика

Еще один талантливый пасынок и законный наследник сокровищ бухарских эмиров — товарищ Баев — вовсе не был в обиде на отчима за то, что тот распорядился его семейным добром таким образом. Потому что дальновидного Сашу на самом деле мало интересовали пара рассыпавшихся ниток жемчуга, горсть вышедших из употребления монет и побитые молью дедушкины ковры. Еще меньше он искал сомнительной славы обиженного венценосного изгнанника из захудалой династии восточных царьков. Выходило, что если Александр Дмитриевич и заботился о подтверждении законности своего происхождения, то только для того, чтобы стать Мастером Ордена. Учитывая свойственную Александру Дмитриевичу амбициозность, уместнее сказать — Великим Магистром Объединенных Лож. Только и всего.

Хотя не трудно догадаться, что на этот скромный пост претендентов всегда хватает.

Прошкин был вынужден еще раз признать многочисленные таланты товарища Баева — по скользкой и богатой ловушками тропке к вершине орденской иерархии он проделал уже две трети пути. За много лет, проведенных рядом с Деевым, прекрасно изучил все перипетии внутренних конфликтов этого своеобразного объединения и умело ими пользовался. Нейтрализовал часть своих недоброжелателей, заполучив документы, подтверждавшие его законное, установленное древним Уставом право принадлежать к Ордену и занимать в нем любые должности по рождению! Отыскал большую печать объединенных лож — хоть и формальный, но все же аргумент, особенно для тех из братии, кто требовал сохранения древних традиций в чистоте и неизменности. И, наконец, самый главный фактор — Саша знал, где же спрятал «Хранитель» несметную казну, как ее безболезненно извлечь обратно, и, пользуясь этим, запросто сам себе присвоил высокую должность казначея!

Такое поведение, безусловно, справедливо раздражало многих других членов Ордена. Сашу могли обсуждать и осуждать, стыдить и тыкать носом в Тайный Устав, подробно регламентирующий порядок избрания сенешаля — Хранителя. Пытаться доказать отсутствие у него прав на пребывание среди достойных братьев. Требовать выдать великую тайну казны угрозами или пытаться выведать секрет путем переговоров и посулов, спорить и торговаться… Но при всем при этом товарища Баева должны были беречь как зеницу ока — потому что каждая волнистая прядка на голове Александра Дмитриевича, каждый сантиметр его ухоженной кожи, каждый аккуратно отшлифованный ноготь стоил очень и очень дорого. Теперь же, когда у него была еще и печать, о чем Саша, конечно же, успел проинформировать Орден во время визита московских гостей — когда шепотком обменялся парой фраз с высоким и упрямым Константином Константиновичем, его преждевременная смерть стала бы потерей поистине невосполнимой!

После таких многосложных размышлений голова Прошкина сама собой опустела и стала легкой, как детский воздушный шарик, поднялась вверх, потянув за собой бренное тело, и понеслась на кухню. Следуя за потребностями организма, он сварил себе кофе из сохранившихся еще помолотых зерен, намазал маслом кусочек хлеба. Кофе вышел жидким, и Прошкин, горько посетовав об невосполнимо разрушенной кофемолке, принялся заваривать чай…

С чашкой чая в одной руке и кусочком сахара в другой Прошкин направился к книжному шкафу — ему хотелось отдохнуть от напряжения интеллектуальных сил, почитать что-нибудь знакомое, приятное и познавательное — хотя бы «Толковый словарь атеиста». Этот зачитанный томик не раз помогал Прошкину восстановить душевную гармонию и равновесие. Он запил сахар чаем и принялся выбирать подходящую статью…

Вот она — еще со вчерашнего вечера Прошкина мучил вопрос, что за такая «катарская ересь»? Есть ли она в реальности — или это неологизм, придуманный начальником в качестве ругательства для бестолковых подчиненных? Страницы скользили одна за другой, пока на символической семьдесят седьмой не отыскалась нужная статья: