На неделю пансионат стал единым целым. Мы – больные и «трудовые» – вместе ели, перематывали друг другу царапины, стирали и сушили одежду. Разрывали футболки, чтобы обмотать руки. Я привыкла к холодной одежде и тяжеленному мешку на плече и могла уже выполнять половину нормы, чем очень гордилась.
После обеда вместо положенного нам, больным, тихого часа мы усаживались во дворе и высыпали розовые лепестки на простыни. Как рассказывали ребята, бутоны должны собираться в сухой солнечный день. Именно днем, а не ранним утром. Лишь тогда они считаются идеальными и пригодными для дальнейшей переработки. Но план по сбору не может зависеть от прогноза погоды, поэтому мы собирали мокрые от росы бутоны рано утром, а не днем. И потом раскладывали их на простыне для просушки. Удаляли увядшие лепестки, избавлялись от мусора, лишних листочков. Все вручную.
Вдруг все закончилось. Я подскочила, думая, что проспала. Но никто не пришел и не выгнал нас умываться и на скорость есть кашу. Я лежала и гадала, что это значит. Ближе к восьми утра в нашу комнату зашла медсестра, новенькая, перепуганная, и тихо сказала, что пора вставать. После завтрака нам велели идти во двор – дышать. Выдали мелки и разрешили порисовать и попрыгать в классики.
Потом ребята рассказали, что директор пансионата, Казбек Тимурович, тогда уехал в другой район – отмечать свадьбу племянницы. Следить за делами пансионата поставил своего то ли брата, то ли свата, который в систему разделения детей на больных и «трудовых» не вникал. Вернувшийся директор, узнав о том, что дети, отправленные на излечение, среди которых были в основном любимые чада уважаемых людей, работали наравне с трудовыми, сутки пил араку. Не только я – внучка ветерана и главного редактора районной газеты – сдавала норму по сбору, но и дочь начальника ГАИ, племянница председателя райсовета и внучка знаменитого артиста в ранге заслуженного. Казбек Тимурович шарахался от любого звонка телефона, не зная, какая его ждет расплата – сразу убьют или постепенно. Директор велел усилить питание, причем и нам, и «трудовым». А «трудовым» дал аж два выходных. Вечером в пансионат завезли пленку и кинопроектор – мы, как сейчас помню, смотрели «Всадника без головы» и «Танцора диско». Вечером всем выдали конфеты, мороженое и лимонад «Буратино».
Казбек Тимурович ходил по залу и нежно гладил нас по головам. Заботливо спрашивал, как мы себя чувствуем.
Но наше «больное» крыло за неделю стрессовой закалки, вынужденной диеты и активной физической нагрузки окрепло, похудело, стало поджарым, нарастило мышцы. Никто даже ни разу не кашлянул. Все дышали ровно, спали спокойно. Казбек Тимурович решил, что судьба дала ему второй шанс на жизнь, но все еще не был в этом уверен. Поэтому остаток смены мы делали что хотели и когда хотели. Дышать во дворе и прыгать в классики нам было уже скучно, поэтому «больное» крыло выходило на плантацию с «трудовым». Ели вместе – главной поварихе тете Зине надоело готовить отдельно, мы все равно таскали тарелки туда-сюда. Так что питание тоже стало у всех одинаково сытным и разнообразным. По вечерам развлекались: танцевали, пели. Устраивали дискотеки, смотрели кино.
В конце смены директор объявил праздничный ужин. Тетя Зина собрала стол. Даже торт лично испекла, с кремовыми розочками. Нам, «больным», вручили подарки – флаконы с розовым маслом и бутылки с розовым сиропом. А «трудовым» торжественно выдали честно заработанные деньги. Ребята говорили, что еще никто из прошлых смен столько не получал. Кажется, директор добавил свои личные средства.
Нас провожали всем коллективом. Казбек Тимурович стоял на крыльце и смахивал слезы, совсем не скупые. Он плакал так, будто расставался с родными детьми. На самом деле он оплакивал свое будущее, которого у него могло и не быть. Приедет, например, дочка начальника ГАИ и расскажет папе, как работала на плантации с шести тридцати утра до полудня. Или вернется внучка знаменитого артиста, худая как щепка, хотя уезжала очень даже пухленькая, и что скажет дедушка? Про мою бабушку директор даже думать боялся – бабушка могла не просто статьей в газете убить, но и из наградного пистолета пристрелить, с нее станется.
Страшно представить, что чувствовал Казбек Тимурович в тот день, когда к нему нагрянула делегация во главе с моей бабушкой. Кажется, директор пожалел, что не застрелился заранее. Позже бабушка рассказывала, что никогда не видела подобной реакции – такой искренней радости, слез счастья. Сразу видно, человек любит свое дело, дорожит профессией. Не относится наплевательски, а всей душой участвует в детских судьбах. Радеет всем сердцем за свое детище, за свой пансионат. Удивительный, просто удивительный человек.