Суп, второе и компот

Так вот, оказавшись в этом странном месте, пансионате, больше похожем на казарму, я каждый день думала, что вот сегодня точно умру. Усну и не проснусь.

Кому в голову пришла такая идея – не знаю. Но пансионат был разделен на две части. В одной жили здоровые дети, отправленные в трудовой лагерь, которые должны были собирать розовые бутоны и зарабатывать первые в своей жизни копейки. В другой – дети, страдающие заболеваниями дыхательной системы, в числе которых оказалась и я. Нам следовало подолгу сидеть во дворе и наслаждаться ароматом роз, развивать легкие, напитывать бронхи. Еще были предусмотрены оздоровительные прогулки на плантацию, медленным прогулочным шагом. Но что-то, видимо, пошло не так. Во-первых, в нашей, условно больной, части имелась своя столовая и особое питание. Ребята из «трудовой» зоны, где рацион был не столь богат, а точнее, совсем не богат, быстро поняли, где достать еду. Мы же были готовы поделиться пирожками, слойками и лишней порцией каши, лишь бы узнать, как живут «нормальные» дети. К тому же «трудовым» был разрешен выход за территорию пансионата и доступ в сельпо. А больным – нет. Так что общение происходило к взаимной радости и выгоде.

Когда спустя неделю нас, больных, подняли в шесть утра, выдали мешки и отправили на плантацию, мы поначалу даже обрадовались – настоящее приключение, разнообразие тоскливых буден. Какой-то злой дядька указал ряд, по которому двигаться. Здоровые ребята пришли на помощь и показали, как обрывать цветки и как заматывать руки, чтобы не уколоться. Так мы работали всю неделю. Каждый день, с шести тридцати утра до двенадцати, пока бутоны еще свежие, с каплями росы на лепестках. Это, конечно, были незабываемые ощущения. Бутоны срываются легко, остаются в ладони, стоит только надломить стебель двумя пальцами. Именно на этих кустах шипы роз мягкие, даже нежные. Не такие пугающие и острые, как у роз на длинных стеблях. Эти мягкие шипы не колются, а лишь слегка царапаются. Не чувствуешь. Поначалу сбор розовых бутонов кажется забавой. Ничего сложного. Но потом вдруг становится невыносимо. Утром еще холодно. Роса скапливается на листках не каплями, а течет водопадом. Ты вдруг понимаешь, что стоишь с ног до головы мокрый до трусов. Руки уже не слушаются, поскольку посинели от холода и ледяной росы. Срывать бутоны все тяжелее. На каждый требуется прилагать большие усилия. Плечо, на котором висит мешок, вдруг начинает невыносимо ныть. Он тоже становится тяжеленным. Роса остается на лепестках, и тяжесть мешка увеличивается в разы. Идти невозможно, поскольку под ногами жижа, вязкая, налипающая на сандалии. Никто же не выдавал нам резиновые сапоги. Шли в нарядных туфлях или сандалиях. Обувь было особенно жаль. Я думала о том, как буду отмывать свои новые белые сандалии, которые мама привезла мне из Москвы. С бантиком, на тонкой застежке. Застежка отлетела почти сразу. Бантик – минут через пятнадцать. Подошва чавкала.

Ближе к полудню, уже часов в одиннадцать, вдруг начинало яростно греть солнце. Грязь на сандалиях застывала плотным комом, похожим на крутое тесто. Одежда высыхала, снова намокала и опять высыхала. Голова гудела так, будто на нее нацепили железный жбан и ударили железной же поварешкой. Запахи уже не чувствовались. Хотелось одного – лечь на тропинке между кустами и уснуть. А еще нестерпимо хотелось есть. И вдохнуть свежего воздуха. Не чувствовать запаха роз больше никогда.

Я, в совершенно одуревшем состоянии, отдала свой мешок тому дядьке, который стал на меня орать. Даже четверть нормы не выполнила. Кивала и обещала исправиться. Мне было как-то не по себе. Саднило руки. Голова разрывалась от боли. Кое-как доползла до кровати и тут же уснула. Проснулась от кошмара – я умерла. Но лежу при этом мокрая. Очень волнуюсь, что намочу красивое платье и гроб. Да, и еще не чувствую ног. Совсем. Проснулась с криком. В принципе, сон был недалек от реальности. Маленькие царапины, которых я даже не замечала, кровили. Руки у меня были в крови – я не послушалась знающих ребят и сняла с себя ветровку, когда стало совсем жарко. На кровать свалилась, не сняв обувь. Поэтому лежала в таких увесистых валенках-кандалах из грязи, застывших и снова намокших несколько раз. Неудивительно, что ног не чувствовала. Мои сандалии стали основой для полноценных кирпичей.

К счастью, подоспевшие на выручку ребята из трудовой зоны показали, как избавляться от налипшей на обувь грязи – швырнуть со всей силы в стену или в дверь. Тогда грязь отлетает в одну сторону, а сандалия или ботинок – в другую. Руки мне залили невесть откуда взявшейся аракой и перемотали разорванной тут же любимой блузкой, которую мама тоже привезла из Москвы. Я ее хранила и планировала надеть на дискотеку. Бинты из нее получились идеальными. На всех хватило. От ежедневной стирки ткань становилась все мягче и нежнее. Моя блузка тогда пошла по рукам в прямом смысле слова.