Сундук мертвеца. Путь Базилио

Бекки отлично понимала, насколько ей подфартило. Как и то, что Мирра могла бы и напакостить в последний момент, но не стала. Поэтому перед Ловицкой-старшей Бекки ходила на поролоновых копытах. Что не мешало ей каждую ночь проскакивать в Альбертинину спальню и выходить оттуда только под утро, пошатываясь. Зато подлая изменщица Молли Драпеза осталась в Кавае. Почему Гермиона приехала без неё, Мирра не спрашивала: характерные кровоподтёки на вымени дочери сказали ей всё.

Мирра скосила глаза на полированную деревянную панель – ими были обшиты стены номера. Отраженье казалось смутным и неясным. Но сверканье награды было заметно даже на этом маловыразительном фоне.

– Мама, это потрясающе! – восхитилась Гермиона, лежащая на соседней подстилке.

Ловицкая самодовольно улыбнулась, принимая комплимент.

– Представляешь, этот насос даёт вакуум до десять в минус четвёртой! – радостно продолжила дочь.

– Чего? – не поняла мать.

– Паскалей! – сказала дочка. – Смотри, у них тут плунжерный форвакуумник и пароструйник! И они конструктивно объединены в один блок!

– С-скобейда, – прошипела Ловицкая, скосив глаз на дочь. Та увлечённо изучала чертёж на огромном куске ватмана, развёрнутый Ветерком. В зубах у неё был длинный стилус, которым она что-то рисовала на угольной палетке.

– Это что ещё такое? – на всякий случай поинтересовалась она, заранее готовая услышать очередную техническую ахинею.

– Ева Писториус принесла, – неожиданно внятно ответила Фру-Фру. – Они с девчонками запускают ламповый завод. А на его основе – всякую вакуумную технику. Мама, у них потрясающие технические решения! Мы в Кавае отстали лет на двадцать! Этот насос…

– Лампочки? – заинтересовалась Ловицкая. – Срок службы и себестоимость?

– Срок службы… м-м-м… – Гермиона задумалась. – Не помню точно. Кажется, тысяча часов. Себестоимость не помню, мы с Евой об этом не говорили. Нет, подожди… – Фру-Фру оторвалась от чертежей и палетки и замолчала секунд на пять. – Она сказала, что лампочка пойдёт в продажу по цене пива…

Мирра открыла было рот, чтобы наругать дочку за бестолковость, но в этот момент жужел как раз подтягивал подгубный ремень, и Ловицкая пропустила реплику.

– По цене кружки, – уточнила дочь. – Три сольдо, кажется.

– Кажется или точно? Потуже сделай, – последние слова были адресованы жужелу.

– Точно, – после недолгого молчания сообщила дочь. – Она ещё говорила, что это будет в десять раз дешевле, чем у хемулей. А хемули отдают две лампы за соверен. Я для дома недавно покупала и знаю. И у них цветотемпература две пятьсот, а здесь будет две восемьсот.

– Чего и у кого? – снова не поняла мать.

– Кельвинов. То есть это будет в миредах…

– Не парь мне мозги! – фыркнула Мирра. – Проект частный или государственный? Сколько средств вложено? Производительность? И главное – кто отвечает за сбыт?

– Не знаю, – растерялась дочь. – Я об этом не спрашивала…

– Горе ты моё желудёвое, – пробормотала Ловицкая.

Громко стукнула дверь, и в комнату зашла – а точнее сказать, нахально завалилась – Ева Писториус.

На сей раз на ней была стёганая аквамариновая попонка с черепами и надписью «Жизнь – это вечеринка», оранжевая панамка и огромные очки в черепаховой оправе. Коротко подстриженная грива была выкрашена в кисло-розовый цвет. Всё остальное было ярко-рыжим, без единого светлого волоска.

– Ну чё, коровы, к полу примёрзли? – ухмыльнулась она. – Приветики-кукусики!

– Гермиона, – холодно сказала Мирра. – Что здесь делает эта дурно воспитанная особа? Я её сюда не приглашала.

– Ну мама! – застонала Фру-Фру. – И ты Ева, тоже! Я же тебе сколько раз говорила!

– Не поняла, чё такого? – насупилась Писториус. – У нас в бюро…

– У себя в бюро вы можете хоть на ноги ссать друг другу, – голос Ловицкой-старшей стал ледяным. – Я спрашиваю, что эта неврастеничка делает здесь, – снова обратилась она к дочери.

Услышав про «неврастеничку», Ева выпрямила шею и оскалила зубы. Очки тут же сползли с носа. Дурацкая панамка приподнялась, из-под неё выпрыгнула услужающая крыса и ухватила сползающую дужку ловкими розовыми ручками.

Ловицкая усмехнулась. Рыжуха метнула в неё злобный взгляд, вздёрнула голову, развернулась и выскочила в коридор, напоследок от души наподдав копытом по дверному косяку. Грохнуло, посыпалась пыль.

– Отвратительно, – констатировала Мирра.

– Мама! Она же почти ребёнок! – возмутилась Гермиона. – И у неё травма! Зачем ты ей это сказала?

– Потому что это правда, – всё так же спокойно сказала Ловицкая, снова подставляя лицо ювелиру. – У неё не всё в порядке с головой. Я не говорю, что она в этом виновата. С ней обошлись скверно. Но мы тоже в этом не виноваты. И не обязаны терпеть её выходки.

– Она творческая личность! Практически гениальная… – начала было Фру-Фру.

– Гениальная? Прекрасно. Если мне нужно будет понять устройство этого вашего насоса, я обращусь к ней и вежливо попрошу прочесть мне лекцию. И буду слушать её очень внимательно. А если она ещё раз заявится сюда незваной и назовёт нас коровами, я спущу её с лестницы.