Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление

Эдвард не открывал глаз, но по его лицу скользнула широкая ухмылка.

В палату влетела сестра, чтобы проверить мои трубки и провода. Мама поцеловала меня в лоб, осторожно похлопала по забинтованной руке и ушла.

Сестра изучала бумажную распечатку показаний кардиомонитора.

– Тебя что-то беспокоит, детка? Пульс резко повышался.

– Все хорошо, – заверила я.

– Сейчас скажу старшей медсестре, что ты в сознании. Она подойдет через минуту.

Как только за ней закрылась дверь, Эдвард пересел ко мне.

– Ты угнал машину? – я вскинула брови.

Он улыбнулся, и не думая раскаиваться.

– Хорошая была машина, быстрая.

– Ну, как сон?

– Интересный, – он прищурился.

– То есть?

Он отвел глаза, прежде чем ответить.

– Удивительно. Я думал, Флорида и твоя мама… в общем, мне казалось, что именно об этом ты мечтаешь.

Я непонимающе смотрела на него.

– Но во Флориде тебе придется целыми днями сидеть взаперти. Ты сможешь выходить только по ночам, как настоящий вампир.

Он чуть было не улыбнулся, потом нахмурился

– Я останусь в Форксе, Белла. Или в другом таком же месте, – объяснил он. – Там, где я больше не причиню тебе вреда.

До меня дошло не сразу. Я продолжала недоуменно смотреть на него, а слова одно за другим укладывались в моей голове в страшную мозаику. На участившийся пульс я не обратила внимания, но о том, что я дышу слишком часто, мне напомнила острая боль в протестующих ребрах.

Он молчал и внимательно изучал мое лицо. Тем временем боль, не имеющая никакого отношения к сломанным костям, но гораздо более острая, угрожала сокрушить меня.

В палату деловито вошла еще одна медсестра. Эдвард сидел неподвижно, как статуя, пока она опытным взглядом окинула мое лицо и повернулась к мониторам.

– Пора принять обезболивающие, милая? – добродушно спросила она, подкручивая регулятор капельницы.

– Нет-нет, – промямлила я, стараясь не выдать себя голосом. – Мне не нужно, – позволить себе закрыть глаза я сейчас не могла.

– Детка, не надо храбриться. Чем меньше стрессов, тем лучше для тебя, тебе нужен покой, – она ждала, но я только слабо покачала головой.

– Ладно, – она вздохнула. – Когда надумаешь, нажми кнопку вызова.

Строго посмотрев на Эдварда, а потом еще раз, обеспокоенно, – на приборы, она вышла.

Прохладные ладони легли на мои щеки, я уставилась на него обезумевшим взглядом.

– Ш-ш-ш, Белла, успокойся.

– Не оставляй меня, – срывающимся голосом взмолилась я.

– Не оставлю, – пообещал он. – А теперь успокойся, пока я не вызвал медсестру со снотворным.

Но сердце не желало подчиняться.

– Белла, – он с беспокойством гладил мое лицо. – Никуда я не денусь. Я буду рядом до тех пор, пока я тебе нужен.

– Клянешься, что ты меня не бросишь? – зашептала я, пытаясь хотя бы выровнять дыхание. Меня била дрожь.

Он притянул мое лицо к своему, прижав ладони к щекам. Большие глаза смотрели серьезно.

– Клянусь.

Его дыхание успокаивало. Казалось, проходит даже боль, которую я чувствовала с каждым вдохом. Он не сводил с меня глаз, пока я не расслабилась, а монитор не принялся попискивать реже. Сегодня глаза Эдварда были темными, ближе к черному цвету, чем к золотистому.

– Так лучше? – спросил он.

– Да, – с опаской подтвердила я.

Он покачал головой и что-то невнятно пробормотал. Мне послышалось слово «горячиться».

– Зачем ты так? – шепнула я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Тебе надоело все время спасать меня? Хочешь, чтобы я уехала?

– Нет, Белла, конечно, я не хочу остаться без тебя. Рассуди здраво. И спасать тебя мне тоже не надоело, но именно из-за меня ты постоянно подвергаешься опасности. Это из-за меня ты сейчас здесь.

– Да, из-за тебя я здесь и я жива, – нахмурилась я.

– Едва жива, – поправил он чуть слышно. – Вся в бинтах и гипсе, и даже пошевелиться толком не можешь.

– Мой последний околосмертный опыт тут ни при чем, – я начинала раздражаться. – Я имела в виду другие – назови, какой хочешь. Если бы не ты, я бы уже гнила на кладбище Форкса.

Мои слова покоробили его, но взгляд остался затравленным.

– Но это еще не самое страшное, – продолжал шептать он так, словно не слышал моих слов. – Увидеть тебя лежащей на полу… избитой и скорчившейся… – он осекся, – думать, что я опоздал… даже слышать, как ты страдаешь от боли – все это невыносимо, эти воспоминания я унесу с собой в вечность. Но хуже всего – знать, что остановиться я не могу. Понимать, что сам убью тебя.

– Но ведь не убил.

– А мог. С легкостью.

Я понимала, что мне нельзя волноваться, но он пытался убедить самого себя, что нам надо расстаться, и паника трепыхалась во мне, угрожая вырваться наружу.

– Дай мне обещание, – шепнула я.

– Какое?

– Ты сам знаешь, – я начала злиться, видя, как упрямо Эдвард решил зациклиться на плохом.

Он услышал перемену в моем голосе, его взгляд стал напряженным.

– Видимо, мне просто не хватит сил держаться от тебя подальше, так что ты все равно добьешься своего… даже если поплатишься за это жизнью, – резко высказался он.

– Вот и хорошо.

Но обещания он так и не дал, и это не ускользнуло от меня. Я еле сдерживала панику, у меня просто не хватало сил, чтобы справиться еще и с гневом.