Сумерки

— Да, — согласился он, но в голосе звенел металл. — И, тем не менее, ты не права. Мне очень важно быть в курсе всего, о чём ты думаешь — абсолютно всего. Я только хотел бы… чтобы некоторые мысли не приходили тебе в голову.

— Это две разные вещи, — насупилась я.

— Но дело не в этом.

— В чём же тогда?

Мы склонились друг к другу через стол. Он сидел, опершись подбородком на свои крупные бледные руки; я правой ладонью обхватила шею. Приходилось напоминать себе, что мы в переполненном кафе, под прицелом множества любопытных глаз. Словно мы оказались в прозрачном, но непроницаемом шаре, защищавшем наше уединение.

— Ты действительно думаешь, что нравишься мне меньше, чем я тебе? — прошептал он, придвигаясь ко мне ближе, его тёмно-золотистый взгляд сделался пронзительным.

Я попыталась восстановить дыхательный процесс. Нужно было отвести глаза и перевести дух.

— Ты снова это делаешь, — проворчала я.

Он недоумённо вскинул брови:

— Что именно?

— Ослепляешь меня, — созналась я, пытаясь собраться, прежде чем снова взгляну на него.

— О… — он нахмурился.

— Ты не виноват, — вздохнула я, — тут уж ничего не поделаешь.

— Ты намерена ответить на вопрос?

Я потупилась:

— Да.

— «Да» — будешь отвечать, или «да» — действительно так думаешь? — снова разозлился он.

— Да, я действительно так думаю, — я уставилась в стол, внимательно разглядывая узоры, отпечатанные на поверхности. Пауза затягивалась. Борясь с искушением украдкой взглянуть в его лицо, я в то же время упорно не хотела первой нарушить молчание.

Наконец он заговорил, голос стал бархатным:

— Ты ошибаешься.

Я подняла глаза. Он смотрел на меня с нежностью.

— Ты не можешь знать этого наверняка, — не согласилась я и с сомнением покачала головой. И всё же сердце моё в ответ на его слова забилось сильнее. Мне так захотелось поверить!

— Что заставляет тебя сомневаться? — расплавленное золото его глаз проникало сквозь любые преграды, словно он пытался извлечь правду прямиком из моего сознания. Глядя на него, я старалась сохранять ясность мысли вопреки гипнотической силе его взгляда и подбирала правильные слова, чтобы лучше всё объяснить. Расстроенный моим молчанием, он становился всё нетерпеливее и уже смотрел на меня сердито. Наконец я оторвала руку от шеи и предупреждающе подняла указательный палец.

— Дай подумать, — начала я. Его лицо просветлело, он был рад хотя бы тому, что я вообще собираюсь отвечать. Я опустила руки на стол, сомкнула ладони и продолжила, от волнения заламывая пальцы: — Ну, кроме самого очевидного, иногда… — я заколебалась. — Не могу быть уверена — я не умею читать мысли — но мне кажется, что иногда, говоря о чём-то, ты словно прощаешься со мной.

Наконец-то мне удалось хоть как-то облечь в слова то чувство острой боли, которое подчас возникало у меня во время наших бесед.

— Проницательно, — прошептал он, подтверждая мои опасения. И меня снова накрыл приступ мучительной тоски.

— Тем не менее, именно в этом ты не права, — начал он объяснять, но внезапно осёкся. — Что ты имела в виду под «самым очевидным»?

— Ну, посмотри на меня, — сказала я без особой необходимости — он и так не сводил с меня глаз, — я абсолютно обычная. Хорошо, за исключением смертельных опасностей, подстерегающих меня на каждом шагу, и моей неуклюжести, делающей меня почти калекой. А теперь посмотри на себя, — я повела рукой в его сторону, словно указывая на всё его ошеломляющее совершенство.

Он на мгновение гневно сдвинул брови, но потом выражение лица смягчилось, в глазах засветилось понимание.

— Знаешь, ты не способна оценить себя объективно. Должен признать, вы с неприятностями созданы друг для друга, — он мрачно усмехнулся. — Но слышала бы ты, что думали о тебе все здешние особи мужского пола, когда ты впервые появилась в этой школе.

Я удивлённо моргнула и пробормотала себе под нос:

— Просто не верится.

— Доверься мне хотя бы в этом: ты полная противоположность обычности.

Не знаю, что было сильнее: вызванное этим заявлением замешательство, или радость от взгляда, которым оно сопровождалось. Я поспешила вернуться к главной теме разговора:

— Но я не пытаюсь распрощаться с тобой.

— Неужели ты не понимаешь? Это как раз доказывает, что я прав. Ты нужна мне больше, чем я тебе, поэтому, если я смогу, если уйти будет единственно верным решением, то я сделаю это, — он покачал головой, словно протестуя против самой этой мысли. — Причиню боль себе, чтобы ты оставалась в безопасности.

Я сердито посмотрела на него:

— И ты считаешь, что я не сделала бы то же самое?

— Тебе никогда не пришлось бы делать выбор.

В его непредсказуемом настроении снова произошла резкая перемена; озорная, обезоруживающая улыбка осветила его черты.

— Конечно же, забота о твоей безопасности предполагает круглосуточную занятость и требует постоянного моего присутствия.